«Я в порядке, сыт, здоров, скоро вернусь», — быстро отбил он ответ на все многочисленные мамины вопросы. Добавил какой-то смайлик, не особо рассматривая выражение нарисованных круглых рожиц.
Теперь сообщения Большакова. Первое было отправлено примерно полтора часа назад: «Взял с собой племянника, Фокин Алексей Юрьевич, 1992 г.р. Фото завтра». Второе сообщение оказалось более коротким и более тревожным: «Не уезжай. Будь готов к связи». Дзюба почувствовал, как сорвалось и быстро заколотилось сердце. В Москве было около полуночи, когда Константин Георгиевич отправил это сообщение. Почему не подождал до утра? Что за срочность? Что там случилось? Еще сегодня вечером, до отъезда из Шолохова, Ромка разговаривал с полковником по телефону, и Большаков согласился с тем, что Роману осталось только окончательно прояснить ситуацию с убийствами на железнодорожных путях и на водохранилище, на что вряд ли потребуется больше двух-трех дней, после чего съездить в Елогорск и Дворецк, если что-то еще останется неясным, и можно возвращаться в Москву, дабы не раздражать начальство и товарищей по работе. Все, что требовало личного присутствия, уже сделано, а анализировать информацию можно и в Москве.
А вот теперь, похоже, планы изменились.
Роман быстро принял душ и улегся в постель, положив телефон на пол рядом с изголовьем и проверив, на полную ли громкость включен сигнал вызова: при такой усталости немудрено ничего не услышать.
Звонок Большакова с большим трудом выдернул его из глубокого сна. В комнате было совсем темно, поди разбери, ночь или уже раннее утро. Роман, не открывая глаз, нащупал мобильник, поднес к уху.
— Хочу тебя обрадовать, — голос полковника Большакова звучал устало и одновременно как-то странно: не то растерянно, не то подавленно. — Похоже, квартирант Анны Зеленцовой — племянник Пескова. Живет по липовому паспорту, взламывает базы УВД и поставляет дядюшке информацию. Так что сиди неподвижно, как статуя, и глаз с него не спускай.
Сон слетел с Дзюбы мгновенно. Он ничего не спрашивал, пытаясь переварить услышанное.
— Это точно? — наконец выдавил он. — Такое совпадение… Как-то сомнительно.
— Вот мы и будем в ближайшие часы разбираться, совпадение это или нет, — сухо ответил Большаков. — И это все не точно, это пока только предположение. Но на всякий случай делай все так, как будто это установлено. Сегодня в шестнадцать часов по Москве совещание с Верой Максимовой, Орлов доложит, а мы обсудим. И пожалуйста, будь аккуратным и осторожным, во всех смыслах. За тобой могут смотреть отсюда.
— Я понял.
На самом деле Дзюба ничего не понял, по крайней мере в первый момент. Он посмотрел на светящийся дисплей телефона — 3.46. Самое удачное время для принятия стратегических решений, нечего сказать! Нехотя откинул одеяло, встал, босиком дошлепал до кухни, включил чайник, вынул из холодильника лимон, разрезал пополам, выдавил пол-лимона в чашку, залил теплой водой. Выпил.
Немного полегчало. Ему всегда хорошо помогала очень кислая тепловатая вода, если нужно было встряхнуть организм.
Квартирант Никита Никоненко — на самом деле Алексей Фокин, племянник Игоря Пескова? Вот же черт! Недаром, ох, недаром у Ромки еще на пути в Тавридин, в самолете, возникло ощущение, что он где-то промахнулся. Чего-то не доделал или сделал не так. Он совершенно упустил из виду младшего ребенка Лидии Фокиной, он не задал о нем ни одного вопроса ни Валентине Семеновне, ни ее дочери Лидии, ни бывшей жене Пескова. Что его сбило с толку? Слово «младший», которое как будто автоматом отсекало возможность всерьез рассматривать эту кандидатуру? Или он, Ромка, повелся на интонации Валентины Семеновны и Лидии? Потому что, если верить этим интонациям, Игорь Песков никаких особенных родственных чувств к семейству Фокиных не питал, общался с ними очень редко, знал, что кузина относится к нему крайне негативно. Вполне понятно, что при таких исходных условиях близкие контакты Пескова с племянником весьма маловероятны.
Ну ладно, на самом деле совсем нетрудно объяснить тот факт, что он, капитан Дзюба, промахнулся и на полном ходу пролетел мимо очевидного. Обычная ошибка, любой человек на протяжении жизни совершает тысячи подобных оплошностей. И то, что Алексей Фокин использует поддельные документы, тоже нормально: дядюшка Игорь позаботился не только о себе, но и о племяннике. Песков прекрасно понимал, что его будут искать, и точно так же предполагал, что очень скоро станет известно и об отъезде Алексея, а сложить два и два Большаков и Орлов смогут без труда. Если оставить мальчишке настоящие документы, то вся комбинация потеряет смысл: через племянника моментально найдут и дядю. Нет уж, прятаться так прятаться, по-серьезному, по-взрослому.
Но как объяснить появление Алексея Фокина, пусть и под именем Никиты Никоненко, у Анны? Именно у Анны, сотрудничающей с программой, тесно общающейся с Аркадием Михайловичем, серебровским куратором. У той самой Анны, которую назначили быть помощницей и якобы возлюбленной капитана Дзюбы. Можно, конечно, допустить, что утечка идет от кого-то из задействованных в программе, но… Не получается. Никита снимает квартиру у Анны давно, уже несколько месяцев, а решение отправить Дзюбу в Серебров принято только на минувшей неделе. Никто, даже самый гениальный преступник, не смог бы предвидеть, что оперативника из Москвы пришлют именно сюда, в Серебров, и поселят именно в этом доме. Тогда как?
«А никак! — с неожиданной для самого себя злостью подумал Роман. — Надо заставить себя уснуть и попытаться выспаться. Есть умные люди — Большаков, Вера, Орлов, вот пусть у них голова и болит. От меня сейчас все равно никакого толку, мозги — как улей, набитый больными пчелами».
И тут же стало стыдно. Совестно. «Пусть у них голова и болит…» Гадость какая. Недостойная взрослого ответственного человека мелкая гадость. И даже низость. Сам ведь говорил Анне недавно: нельзя обещать людям помощь, давать надежду и потом нырять в кусты. Люди на тебя полагаются, уверенные в твоей тщательности и добросовестности, в том, что ты не подведешь, не слиняешь, как крыса с тонущего корабля, не начнешь прятаться за усталость и «больше не могу». Стыдно.
Ему было не по себе от такой взрывоопасной смеси злости и стыда. Роман вдруг вспомнил, как удивлялся когда-то в детстве, читая в книгах про шпионов о пытке бессонницей и о том, что человек может сойти с ума, если ему не давать спать. Никак не мог он в те времена понять, какая связь между отсутствием сна и психическим здоровьем. И только на оперативной работе Дзюба на себе прочувствовал последствия бессонницы. В том числе и такие, как сейчас: взрывы немотивированной злости, неадекватные реакции, от которых всего четверть шага до неадекватных решений. «Хорошо, что сейчас ночь, — вяло подумал он. — И хорошо, что никого нет рядом, по крайней мере, я никого не успел обидеть».
Он добрел до дивана и залез под одеяло. Едва начал засыпать, как сердце снова подпрыгнуло и заколотилось. Вспомнились последние слова Большакова: «За тобой могут смотреть отсюда». Точно ли он сказал это слово — «отсюда»? Или Ромке спросонья показалось? И если сказал, то что оно означает? «Смотреть» — вполне понятно, они и смотрят, люди из Тавридина, и объяснение этому давно получено. А «отсюда» в устах Большакова недвусмысленно переводится как «из Москвы». Меры, принятые генералом Шарковым для организации командировки Дзюбы, вызвали у кого-то большие подозрения? Почему? Что у них там, черт их возьми, происходит? Да еще среди ночи…
