Арти снова уткнулся в книгу.
Я намочила полотенца под краном, выжала их и принялась затыкать оконные рамы. Глядя наружу, я видела, как обитатели лагеря разворачивают трейлеры и фургоны передом к набиравшему силу ветру. В других окнах тоже мелькало движение, там затыкали рамы мокрыми тряпками или газетами.
– Может, я схожу за Цыпой?
Арти взглянул на часы:
– Он сам придет через пару минут. До бури успеет.
– А вот и он.
Я увидела его в окно. Цыпа шел, держась за руку с рыжеволосой девчонкой. Вернее, она шла быстро, а ему приходилось бежать, чтобы не отставать. Они шагали, пригнувшись, преодолевая сопротивление ветра. Длинные волосы девушки развевались, и она придерживала их свободной рукой.
Арти промолвил:
– Ты никогда не задумывалась, почему он не летает? Ведь может же.
Я рывком распахнула дверь.
– Оли, малышка, – произнесла рыжая, – тебя зовет Хрустальная Лил. Цыпа нашел близнецов. Пойдем.
Я смотрела на Цыпу, пыталась понять, нет ли на нем синяков, шрамов, следов от электродов за ушами. Ничего. Глаза горят от восторга, он весь захвачен волнением набирающего силу ветра.
– Пусть он останется со мной! – крикнул Арти с тахты.
Цыпа с готовностью вбежал внутрь, радостный и довольный.
Я шагнула наружу и закрыла за собой дверь. Рыжая схватила меня за руку. Быстрее. Надо поторопиться. Ветер был таким сильным, что я чувствовала себя почти невесомой. Небо будто покрылось ржавчиной. Ветер заглушал голоса людей, их выкрики превращались в бессвязные наборы звуков.
– Где? – крикнула я.
– В общественном туалете.
Ветер пронес нас мимо грузовика с генератором и рефрижератора. Я увидела Хорста. Он забрался на крышу трейлера с кошками и запихивал в вентиляционную решетку комки мокрой бумаги. А потом нас ударил песок. Рыжая тоненько вскрикнула и закашлялась. Я тоже закашлялась. В спину будто вонзились миллионы иголок, миллионы муравьиных укусов обожгли голую шею. Впереди было еще хуже. Горячее облако сухой удушающей пыли мгновенно забилось в нос, рот и глаза. Пыль обложила весь рот, пыталась проникнуть в горло. У нас за спиной опрокинулся рефрижератор. Мы бежали, и ветер пытался заставить нас полететь.
Трейлер с общественным туалетом на десять кабинок стоял боком к ветру. Вернее, уже не стоял. Прямо на наших глазах его сорвало с платформы. Лежа на животе во взвихренной пыли, прижимая ладони к лицу, я не столько услышала грохот, сколько почувствовала всем телом. Чья-то рука подняла меня и задрала мне блузку, чтобы подол прикрывал рот и нос. Рыжеволосая потащила меня за собой, свободной рукой прижимая к лицу подол своей собственной блузки. Мелкая пыль проникала сквозь ткань, но я все-таки могла дышать. Ветер бил меня в спину, скреб по горбу, когтил лысую голову. Кепку уже давно сдуло. И очки тоже. Все звуки исчезли, утонули в бесперебойном реве песка, гонимого ветром.
Сильные руки подхватили меня под мышки, дернули вверх, а затем я упала, но приземлилась раньше, чем успела вскрикнуть. Внутри. Где нет ветра. Рыжая нашла дверь в торце опрокинутого туалета и затащила меня внутрь. Я уселась на полу, в темноте. Глаза жгло, песок выходил со слезами. Ветер с глухим стуком бился в жестяную стену. В меня ударилось теплое тело, рухнуло на пол рядом со мной. Рука нащупала мою голову и горб. Взвесь пыли в воздухе. Пронизанный резкой сладостью душный запах чистящих средств и еще кое-чего похуже. Теплый голос рыжей выдохнул мне в ухо:
– Кажется, эти сортиры не чистили с Талсы.
Папа купил передвижной туалет по дешевке, вместе с платформой. С левого бока располагались мужские кабинки, с правого – женские. Стены из жести и ДВП. Вся конструкция настолько легкая, что ее можно перевозить, прицепив к легковушке или пикапу.
– Фу! Я облокотилась о писсуар, да еще склизкий!
Рыжая отодвинулась от стены, подтолкнув меня в угол. Я обо что-то ударилась головой. Подняв руку, нащупала трубы и холодный фарфор в каплях воды. Раковина. Глаза уже не резало от песка, и стало ясно, что внутри и вправду темно.
– Близняшки и твоя мама на другой стороне, на женской. А мы – на мужской. Если они еще там… Лил! Лил! – крикнула рыжая.
– Мама! – воскликнула я и закашлялась красной пылью, дерущей горло.
Пыльный осадок одурманил меня. Голова закружилась. Комната лежала на боку. Раковина надо мной висела неправильно. Если сейчас открыть кран, вода польется не в раковину, а прямо мне на голову. Мы сидели не на полу, а на стене. Пол, покрытый линолеумом, являлся стеной. Тусклый свет проникал внутрь густым коричневатым туманом сквозь пластиковые световые люки на крыше, которая теперь стала дальней стеной. Порывистый ветер, набитый песком, отбрасывал темные, летящие тени за мутным пластиком. Сразу за писсуаром, торчавшим из нового пола, были кабинки. Жидкость, сочившаяся из-под дверей, лишний раз напомнила, что туалеты лежат опрокинутые.
– Они над нами. – Рыжая поднялась. Ее ноги заметно дрожали. – Черт! Я как пьяная! – Сверху, с нового потолка, сочилась вода. Или, может, что похуже. – Смотри, стенка сломалась!
В уголке, прямо над нами, лист фанеры провис, вывалившись из пазов.
– Давай, вставай мне на плечи и попробуй оторвать его.
Она подняла меня и поддержала двумя руками, пока я карабкалась к ней на колени, на бедра, на спину.
– Сейчас я встану, – предупредила она.
Я взобралась к ней на плечи, держась за стену, и оторвала отставший лист.
– Мама! Хрустальная Лил!
– Эй! – донеслось из темноты над нами.
– Оли, посторонись. Мы спустим вам маму. Она ранена. Что-то в груди.
Это была Элли, там наверху. Я слезла с рыжей, добавив ей еще несколько синяков. Она подхватила длинные бледные ноги, показавшиеся сквозь дыру в потолке. Любимая мамина юбка с желтыми цветами изорвалась в клочья, синие вены у нее на ногах будто светились в сумраке. Она тихо застонала.
– Мама!
Близнецы наверху отпустили ее руки. Рыжая, хоть и старалась, но не смогла удержать маму. Она упала на пол с тихим вскриком.
– Свет, – сказала мама.
Близняшки пролезли в пролом и спрыгнули к нам. Мокрые и вонючие. Волосы и одежда испачканы в густой синей жидкости для биотуалетов.
– Это мы виноваты, – проговорила Ифи со слезами в голосе.
– Она имеет в виду, это я виновата, – добавила Элли.
Близняшки присели на корточки рядом с мамой. Рыжая склонилась над ней и ласково убрала с ее лица мокрый локон белых волос. Лил была в сознании, но где-то не здесь.
Мы уложили ее под раковиной. Рыжая оторвала лоскут от маминой юбки с желтыми цветами и положила ей на лицо, закрыв рот и нос, чтобы Лил не дышала пылью.
От близняшек ужасно воняло.
