– Вы две кучки дерьма без мозгов! – рявкнул он.
Элли усмехнулась:
– Тебе страшно, Арти?
– Элли, не надо, – попросила я. – Ифи, останови ее.
Колеса коляски Арти уже стояли на рельсах, по которым ездят вагончики аттракциона. Элли и Ифи встали на шпалы, наклонились вперед и принялись толкать коляску вверх по крутому склону, к самой высокой вершине горок, откуда вагончики со свистом неслись вниз, кренясь на крутых поворотах со своими вопящими пассажирами, чьи руки потели, сжимая защитные перекладины.
– Элли, не надо, пожалуйста! – завывала я, поднимаясь следом за ними.
Влажная земля подо мной тянулась все дальше и дальше вниз. Я не могла встать на рельсах, пришлось карабкаться вверх на четвереньках. Каждый раз, когда я смотрела вниз, меня трясло мелкой дрожью. Мне живо представлялось, как белые кроссовки Элли и Ифи у меня над головой соскальзывают со шпалы, как близняшки падают на рельсы и выпускают коляску, и та – словно в замедленной съемке у меня в голове – заваливается назад, нависает над упавшими близнецами, срывается с рельсов и летит вниз, грохоча о металлические конструкции аттракциона. Летит с высоты в тридцать пять футов, а потом в сорок футов, а теперь в сорок пять, со своим живым грузом, связанным и беспомощным, летит и обрушивается на землю.
– Арти! – крикнула я, вцепившись в рельсы двумя руками.
Элли шикнула на меня сверху.
– Заткнись. – Ее голос звучал, словно скворчащее масло.
Сжавшись в комок, я подняла голову. Близнецы были уже высоко. Почти на вершине.
– Чего вы хотите? – В сером пасмурном воздухе голос Арти был резким и ломким.
Близнецы остановились на крутом склоне. Ифи проговорила, задыхаясь:
– Оставь Цыпу в покое, Арти.
Голос Элли звучал ровнее:
– Тебе нужно понять, что и с тобой тоже всякое может случиться, Арти.
– Идите в жопу, – рявкнул Арти.
– Ладно.
Элли снова толкнула коляску вверх. Ифи сначала уперлась, но она ничего не могла сделать. Колеса коляски скрипели по рельсам.
– Отвезите меня назад! – завопил Арти. – Ты труп, Элли Биневски. Кусок дохлого мяса! – Его громкие вопли редели в сыром плотном воздухе.
Я опять подняла голову, но увидела лишь края колес за ногами близняшек. Они уже добрались до вершины.
– Это все по-настоящему, Арти, – хрипло прошептала Элли. – Ифи меня не остановит, и ты это знаешь.
Ифи ее перебила:
– Арти, мы никогда тебя не обидим, на самом деле. Элли тебя любит. Но ты должен понять.
– Хорошо, я все понял.
Арти слишком уж легко сдался. Элли хорошо его знала.
– Не так быстро, братец.
Меня как будто парализовало, я не могла пошевелиться. Могла только смотреть. Элли вдруг резко выпрямилась и вскинула руки вверх, словно приветствуя зрителей в зале.
– Держись! – крикнула Ифи, и ее согнутые плечи пропали из виду.
Коляска скользнула вперед, передние колеса повисли над краем крутого спуска. Теперь коляску удерживали лишь тонкие руки Ифи.
– Нет! Я сдаюсь! Я все понял! – взвыл Арти.
Снизу раздался испуганный крик:
– А ну-ка, паршивцы, спускайтесь вниз!
Это был парковый сторож, который стоял, запрокинув голову, и смотрел на нас широко распахнутыми глазами.
Элли сгорбилась и снова схватилась за заднюю перекладину коляски.
– Да, мы идем! – воскликнула она.
Одна нога в белой кроссовке медленно опустилась на несколько дюймов вниз, за ней – вторая. Они продвигались ко мне. Я тоже стала спускаться, пятясь нервными рывками, меня едва не стошнило от облегчения. Сторож внизу стоял, вытянув руки вверх, чтобы поймать нас, если мы вдруг сорвемся, стоял и ворчал, что наш папа оторвет ему голову и уволит к чертям собачьим, если мы грохнемся с этой треклятой горки во время его дежурства, и он от нас такой подлости не ожидал. Он замолчал, когда мы благополучно спустились вниз, потные и запыхавшиеся, но вполне безмятежные и расслабленные. Арти угрюмо молчал. Элли и Ифи с улыбкой кивнули сторожу и пошли восвояси.
Арти велел, чтобы я отвезла его в шатер, расстегнула ремни и оставила одного. Больше он не сказал ни слова.
Когда я вышла от Арти и увидела, как близнецы спокойно идут репетировать, меня охватила жгучая ярость. Я подбежала к Элли и сердито уставилась на нее:
– Ты пыталась его убить!
Ифи потянулась ко мне, словно желая обнять.
– Оли, она меня не щекотала, она вообще ничего не делала. Просто взяла и отпустила.
Элли потащила ее прочь, но обернулась ко мне и произнесла:
– Ты при Арти, как пес. Даже если он соберется нас всех убить, ты будешь просто стоять и держать его полотенце.
С тем они и ушли.
Папа принял таблетки из маминых запасов и проспал целый день и всю ночь. Представления закончились в девять вечера, а в десять закрылся парк аттракционов. Ложась спать, я плотно закрыла дверцы своего шкафчика, однако мне было слышно, как папа храпит и постанывает во сне. Это было печально.
Я выбралась из-под раковины, выскользнула наружу, как была – во фланелевой ночной рубашке и босиком, – и пошла по тихому лагерю мимо темных фургонов и трейлеров. В окнах рыжеволосых девчонок горел свет, но мне нужен был Арти.
Охранник у заднего входа в шатер увидел меня и молча кивнул. Я шагнула внутрь, в душную, влажную темноту. Из-за нагретой воды в аквариуме за кулисами было тепло, как в тропиках. Я постучала, и Арти крикнул из-за двери:
– Да.
Он лежал на кровати, застеленной темно-бордовым атласом, и читал книгу. Я забралась на кровать и устроилась рядом с ним.
– Как ты думаешь, что это были за люди? – спросила я. – Ну, которые ограбили папу?
Арти прищурился, пристально глядя на меня. Я задала вопрос, но, если честно, мне не хотелось ничего знать. Может, Арти решил преподать мне урок.
– Помнишь гика, который работал у нас прошлым летом? – Он сделал вид, будто смотрит в книгу.
– Блондин из Дартмута?
– Джордж. Это были его сокурсники из колледжа.
Я молча кивнула. Арти наклонил голову и почесал нос плавником.
– А тот парень, которого Цыпа швырнул о стену? Он сильно поранился?
Арти покачал головой:
– Трещина в черепе. С ним все будет в порядке. Но меня беспокоит, что они взяли папину выручку. Получается, им заплатили дважды.
У меня в голове закружился бешеный вихрь и резко унялся, наткнувшись на это слово. Дважды. Значит, Арти украл деньги из сейфа или устроил кражу? Где он взял взрывчатку? Откуда он знает, как ею пользоваться? Я смотрела на Арти, который лежал, откинувшись на бордовую подушку. Он изменился, а я не замечала. Он стал крупнее и толще. Как же я раньше не замечала эту широкую мускулистую грудь, массивную шею? Его мышцы под тонкой рубашкой без рукавов были такими же крепкими и рельефными, но они стали крупнее. Даже кистевые суставы в его плавниках казались массивнее и жестче. На суставах трех длинных пальцев на его ножных плавниках чернели тонкие завитки волос. Я смотрела на них как завороженная. Его кожа всегда была гладкой, словно стекло, без единого волоска. А теперь у него росли волосы. Я вдруг отчетливо поняла, что он выходил за пределы цирковой территории – один, без меня. За последние несколько месяцев мы с ним почти и не виделись. Арти был сам по себе: не просто избегал общества раздражавшего его Цыпы, не просто сторонился близнецов, его главных соперниц за положение главной звезды, – нет, он подружился с сезонным гиком, общался с людьми, каких я не знала, вел разговоры, звонил кому-то по телефону, и меня не было рядом, чтобы набрать ему номер.
