Цыпа болезненно сморщился:
– Я только хотел помочь, Арти. Прости.
Тот плюхнулся на пол, уполз в свою комнату и захлопнул за собой дверь.
По очевидным причинам «показуха» не считалась ругательством в нашей семье, но Арти умел превратить в оскорбление даже «лапоньку».
Я смотрела на Цыпу. Я понимала, что он сейчас чувствует. Огромный воздушный шарик любви, заполнявший его изнутри, только что лопнул. И это была настоящая катастрофа. Бедный маленький дурачок. И вправду маленький, совсем ребенок. Он присел рядом с аквариумом и прижался щекой к прохладному стеклу, ища утешения. Он не решился взглянуть на меня в ожидании сочувствия. Цыпа не плакал. Просто сидел, сжавшись в комок, и переживал свою боль.
Я покосилась на дверь в комнату Арти. За дверью громко звучало радио. Я спрыгнула с тренажера и подошла к Цыпе. Он испуганно поднял голову. Он подумал, что я собираюсь ущипнуть его или сказать что-нибудь гадкое. Значит, Цыпа не умел читать мысли. Я села рядом и обняла его. Потерлась щекой об его ухо. Он приобнял меня за шею. Я прошептала:
– Ты отлично придумал, как чистить аквариум.
– Правда? – прошептал он со слезами в голосе.
Цыпа был очень чувствительным, этот маленький дурачок. Как же он не сумел почувствовать и понять? Чтобы понравиться мне, ему надо было всего лишь во мне нуждаться. Чтобы понравиться Арти, ему следовало умереть на месте.
Папа с Цыпой отбыли с почестями. Хорст отвез их в аэропорт, и мы все вышли проводить их. Я не помню, где мы тогда расположились, но точно не в Атлантик-Сити, потому что туда-то как раз и летели папа с Цыпой. Они собирались пробыть там пять дней. Многовато, конечно, но папа хотел ввести Цыпу в игру медленно и деликатно. Цыпа ужасно обрадовался, узнав, что в отеле есть бассейн. Он мечтал научиться плавать, как Арти. Разумеется, Арти это польстило.
Вечером цирк закрылся спокойно и мирно, но когда следующим утром Лил пошла положить деньги в сейф, то обнаружила, что вся выручка за два предыдущих дня – около двадцати тысяч долларов – исчезла. Провода сигнализации были обрезаны, а сам сейф – взломан и раскурочен, словно арбуз, который со всей силы швырнули об пол. Допотопная пластиковая бомба, сказал Хорст, причем кустарно сработанная.
На шестой день, рано утром, Хорст поехал в аэропорт встречать папу и Цыпу. В прошлый раз, когда папа вернулся домой из последней поездки, он выглядел ужасно. На сей раз напоминал ходячего мертвеца. Он обнял нас всех по очереди, что было не очень удобно, потому что он держал Цыпу на руках и не отпускал ни на секунду. Сам Цыпа был бледным и тихим. И он не улыбался.
Папа сел в свое любимое кресло и посадил Цыпу к себе на колени. Мы разместились рядом, мама пошла к холодильнику, а Хорст раскурил трубку.
– Вид у вас у обоих совсем измочаленный, – заметила мама.
Папа задумчиво оглядел наши исполненные ожидания лица, и я испугалась, что он попросит нас выйти и будет говорить только с мамой и Хорстом. Его отвлек тихий стук кубиков льда. Мама подала ему высокий бокал с ее фирменным лимонадом.
– Ал, пусть Хорст расскажет про сейф, – произнесла она.
Хорст уже потянулся к трубке, чтобы вынуть ее изо рта, но папа вдруг промолвил:
– Лил, я должен рассказать тебе. Хорст, мне надо выговориться. Я, черт возьми, даже не знаю, что думать.
Хорст взмахнул трубкой, а мама заломила руки, разволновавшись.
– Ты заболел? Что случилось?
– Я едва не потерял Цыпу, – жестко проговорил папа. – Вот что случилось. – Цыпа тихо всхлипнул, и папа погладил его по голове. – Нет, я никогда тебя не потеряю, малыш. Все хорошо.
Я покосилась на Арти, но он, не отрываясь, смотрел на папу и ничего не заметил.
Папа рассказывал долго. Было ясно, что эта история еще не оформилась у него в голове в связанный рассказ. Поначалу все шло хорошо, объяснил он.
– В первый вечер я не делал никаких ставок. Просто смотрел, наблюдал и дал ему время потренироваться. Мы делали так, чтобы хорошие люди выигрывали, а всякие свиньи проигрывались подчистую. Это было забавно. Допустим, какой-нибудь бедный таксист под руку с худосочной женой… и вот их ставка сыграла. Я прямо чувствовал, как они думают: «Ботиночки для малыша». Надо было видеть их глаза, когда я сказал в микрофон: «Двадцать шесть на красное», – и сразу же выплатил их ипотеку за дом. Потом шепнул: «Девятнадцать на красное», – и за двадцать минут у стола с рулеткой оплатил их ребенку учебу в колледже.
– Жирные свиньи с бриллиантовыми зубами бились в истерике, прощаясь со своими денежками. А вскоре связь оборвалась. Я испугался до колик. Вообще никакого ответа. Отошел в уголок и буквально кричал в микрофон, но рулетка крутилась сама по себе. Я бросился к лифту. Думал, может, приемник сломался, или Цыпе вдруг стало плохо, или он там играл со спичками… О чем я только не думал! Миллион вариантов. Но оказалось, он просто заснул в обнимку с жужжащим приемником. Я переодел его в пижаму и уложил в постель, а он даже глаз не открыл. Умаялся, бедняга. Перелет, все дела…
Еще два вечера все шло отлично.
– Я потихоньку вхожу в игру, с сорока тысячами в кармане, Цыпа кушает крендели, каждый день плещется в бассейне и учится плавать. И вот, на четвертый день, я собираюсь играть по-крупному. А там три квартала от казино до отеля. Три квартала – это серьезно, Хорст. Но малыш все равно справлялся. Я водил его туда только раз, однако он справлялся вообще без проблем. Расстояние ему не мешало. И вот я сижу за столом, изображаю волнение над рулеткой, ногти грызу, как положено, и тут подходит какой-то баклан в красном спортивном костюме, с теннисной ракеткой в руке, и встает рядом со мной. Он там ошивался какое-то время, не играл, просто смотрел, и, Хорст, клянусь, я был чист и гладок, как стеклышко. Нигде не прокололся. Никто не мог ничего заподозрить. А этот дятел в спортивном костюме, он был похож на боксера. Широкие плечи, узкая задница. Тощие ножки. Он трогает меня за руку и говорит: «Вам сегодня везет, мистер Биневски». Он называет меня Биневски, хотя в отеле я записался как Стивенс. Молодой парень. С виду опрятный. Короткая стрижка, лицо как попа младенца. Блондин. Какого хрена, Хорст, что я должен был сделать? Сказать ему: «Молодой человек, вы ошиблись. Моя фамилия Стивенс»? Он отводит меня от стола, держа под локоток. Мы выходим в холл, и он говорит: «Да, сегодня вам очень везет, мистер Биневски». А я думаю, это, наверное, здешний штатный детектив. Видимо, те придурки из Тахо разослали мои данные по всем отелям планеты. Он спросил: «Как ваш сынишка?» Голос сладкий, словно цианистый калий. Когда он вывел меня на улицу, я наконец поинтересовался: «Вы работаете в казино?» Он ответил: «Нет, я работаю в более крупной организации». Как-то загадочно, да, Лил? Я уже сталкивался с представителями служб безопасности, но там все было ясно. Никаких тайн и загадок. Но я не хотел впадать в панику, не хотел грубить этому парню, чтобы не напугать Цыпу, который мог слышать наш разговор. А парень спросил, где сейчас Цыпа. Я говорю, Цыпа спит. А он такой: «Вы уверены?» И тут я сорвался с места и побежал со всех ног. Забыл обо всем. Фишки так и остались на столе. Меня чуть удар не хватил… девять раз… пока я добежал до отеля, но Цыпа находился в номере, спокойно сидел и смотрел телевизор, ел сандвич с огурцом, а приемник лежал у него на коленях и не работал.
