Как быть? Отступать было некуда, поскольку все следующие дни были расписаны по минутам напряженным графиком программы. Благо у меня в сумке оказался целлофановый пакет, и вся эта немыслимая груда денег в него вместилась. Садимся с ним в машину. Лалич в отчаянии.
– И куда мне всё это девать? – кивает он на пакет, наполненный рублями. Делать покупки Лалич не собирался, тем более что никаких семейных заданий он не получил.
– У тебя есть по этому поводу какая-нибудь мысль?
– Есть! – говорю я, и мы подъезжаем к магазину «Русские самоцветы» на Арбате. Здесь Михаило Лалича, как почетного гостя, усаживают в кресло у антикварного столика, а я тем временем произвожу краткий обзор ослепительных витрин. Примерно представляю себе вкус его жены Милены. Зову Лалича – одобрит ли он мой выбор? Но он на все заранее согласен. Когда мы высыпали содержимое пакета на прилавок, оказалось, что полученных в издательстве «Прогресс» рублей как раз и хватило на то, чтобы приобрести небольшое ювелирное украшение, сверкавшее всеми цветами радуги. Лаличу подали маленькую синюю коробочку с покупкой, я сложила в сумку целлофановый пакет, и мы, с чувством исполненного долга, покинули магазин.
Самое замечательное заключается в том, что Милена была счастлива, когда Лалич преподнес ей эту самую брошку. Главным образом потому, что она прекрасно поняла – её мужу не пришлось потратить много времени на какие-то практические дела.
Михаило Лалич побывал не только в Москве. Его приглашали на отдых с женой в Дом творчества писателей «Пицунда», он также отдыхал в Прибалтике, в Дубултах.
Своим привычкам он не изменял и на отдыхе. Он был как страус, – в день ему требовалось прошагать столько-то километров, иначе он просто умер бы в своей позолоченной клетке.
Старый партизан, он не боялся неизведанных троп, и Абхазию облазил, кажется, вдоль и поперек. В этом прекрасном краю он увидел не только буйство цветущих олеандров, море и горы. Он побывал также по приглашению в соседнем с нашим Домом творчества писателей «Пицунда» санатории ЦК КПСС, а также ЦК Украины и поразился царящей там роскоши. Своими впечатлениями об этих визитах он поделился со мной, когда я приехала в Белград.
И вот в моем дневнике появляется запись нашей беседы с Лаличем, датированная 7 июня 1987 года, и в этой записи возникает тогда еще редко употреблявшееся слово «коррупция».
Михаило Лалич мне так и говорит:
«– Всё для прохода закрыто. Можно себе вообразить, какая вообще в стране коррупция».
От пребывания в Прибалтике у него осталось грустное воспоминание о встречах со случайными людьми. С иностранцем они охотно общались, любезно показывали, как куда пройти, но только когда убеждались в том, что попавшийся им встречный – не русский.
– Не любят они вас, ты знаешь об этом? – спрашивал меня Лалич с тревогой в голосе.
Ещё бы не знать!
Для него вместе с писательницей Роксандой Негуш Союз писателей организовал путешествие по маршруту: Санкт-Петербург – Псков – Михайловское. Мне предложили сопровождать их в поездке. Сама по себе эта поездка была незабываемой, но у меня в памяти особенно ярко запечатлелся один эпизод.
Из Пскова на машине, которую нам предоставили в местном «Интуристе», мы с ними отправились осматривать Пушкинские места.
Роксанда Негуш родилась в 1915 году в семье, относящейся к боковой ветви царского рода Петровичей-Негошей. Эта героическая женщина, прошедшая весь путь партизанской войны с первого дня до последнего, европейски образованная, переводчица современной литературы с итальянского и словенского языков, а также автор прозаических произведений, рассказов, повестей.
С Михаило Лаличем они большие друзья, и я с ней уже успела подружиться и оценить её, как независимо мыслящую личность, нелицеприятную, а иной раз и резкую в общении. Мы познакомились с ней несколько дней назад. На своем красном «москвиче» подъезжаем за ними к гостинице «Россия», и из неё выходит Михаило, а рядом с ним решительно шагает высокая прямая женщина, сразу же обращающая на себя внимание достоинством и величавостью осанки и всего облика. «Черногорец, – что такое?» А это вот и есть Роксанда Негуш, – кстати говоря, светловолосая с пристальным взглядом голубых кристально чистых глаз.
…Пока мы едем в машине из Пскова в Михайловское, она рассказывает мне о характере черногорской женщины. Приводит хрестоматийные слова её венценосного предка Петра II Петровича-Негоша о том, что «тот, кто умер не будучи рабом, прожил достаточно», – и в этом, мол, ключ к разгадке натуры черногорцев, которых никто и никогда еще не мог завоевать и покорить.
– Получив известие о гибели сына, – повествует Роксанда, – черногорская женщина не прольет ни единой слезинки. Ведь он погиб героем…
Слушаю её рассказ, и что-то у меня все плывет перед глазами. Ну да, я помню, – «со щитом или на щите?» Чувствую, что у меня какая-то неадекватная реакция на её слова о невероятной стойкости черногорских женщин. Не могу я себе этого представить.
По пути в Михайловское посетили Святогорский монастырь и могилу Поэта.
«Ну, – думаю, – Роксанда меня сейчас осудит, – но ведь я не черногорская женщина, а над этой могилой редко кто может сдержать слёзы…» Смотрю на неё с опаской. Но она, поглощённая своими мыслями, не обращает на меня внимания. И Михаило потупился с отрешенным видом и бормочет себе что-то под нос, беззвучно шевеля губами, как будто читает стихи. Потом вдруг взглянул на меня:
– Скажи, как будет правильно по-русски: «Нет, весь я не умру…»
И повторил вслед за мной несколько раз: «Нет, весь я не умру…»
Им ничего не надо рассказывать о последних днях и погребении Пушкина, для них это – своё, глубоко пережитое. Достаточно того, что они теперь сами увидели и эти окрестности, и этот сверкающий куполами монастырь, и старое надгробие на могиле. Уходить не хотелось. Но все же мы сошли с холма, сели в машину и поехали дальше.
В Михайловском нас предоставили заботам экскурсовода. И вот перед нами появляется молоденькая девушка, студентка, проходящая здесь практику, и при виде её я понимаю, что нахожусь в бреду. Голова кружится. Или это призрак? Или мне кажется что-то? Возможно, окрестности Михайловского населены отражением Того, кто тут гулял, дышал, писал? Снова приглядываюсь к этой девушке. Её профиль, приплюснутый нос, разрез глаз, очертания губ, крутые завитки волос, – сомнений не было… Это же просто-напросто юный Поэт явился нам в облике белокурой волшебницы. А может быть, русалки…
– Откуда ты, прелестное дитя?
Совершенно не помню, как мы закончили эту поездку и как вернулись обратно. В машине я лежала на заднем сиденье, положив голову на колени Роксанды. Я вся пылала, как в огне. Когда мы приехали в Псков и пришел врач, он констатировал, что у меня корь, которой я не переболела в детстве и которой заразилась от соседского мальчика, приятеля моего сына. Температура – выше 40. Последнее, что я помнила, – машина «скорой помощи», в которую меня погружали на носилках, и рыдающую в голос, всю в слезах Роксанду с Лаличем, провожающих меня на улице перед гостиницей.
