– Что-нибудь случилось? – спросил наконец Ромашин. – Мы что-то упустили из виду? «Санитаров» переловили, взрывные устройства обезвредили, но победу торжествовать рано?
– Вы же сами знаете, что о победе говорить не приходится. Победителей в этой Игре, в которую мы ввязались, быть не может.
– Позволю себе возразить. Если брать масштабы Древа Времен, то есть Большой Вселенной, то да, согласен, на этом уровне победитель не выявляется. Что же касается уровня пониже, масштабов Ветви времени, то тут, безусловно, победитель должен быть. Победим мы – выживем, не победим…
– Извините, я действительно мыслил категориями Абсолюта, – нехотя отступил Златков. – В последнее время… м-да… – Он замолчал, пожевал губами. – Со временем еще разбираться и разбираться. Но это отдельная тема. Я же сейчас увлекся проблемами иной глубины – исследованиями свойств тел седьмой степени, законов невозможных состояний и тому подобными вещами.
Ромашин заинтересованно глянул на обманчиво сонное лицо ученого, покачал головой.
– С удовольствием побеседовал бы с вами на эти темы, но, увы, некомпетентен. К стыду своему, я не знаю даже, что такое тело седьмой степени.
– Это термин из области непарадоксальной метрики вероятностных вселенных. Телом первой степени в ней является точка, второй – линия, третьей – поверхность… и так далее.
– Четвертой, соответственно, пространственная фигура трех измерений. А тела пятой, шестой и седьмой степени?
– Тело пятой степени – время. – Златков несколько оживился, хотя было видно, что думает он сразу о многих вещах, а не только о предмете разговора. – Ну, или, иными словами, это существование во времени тела как пространственной фигуры. Шестая степень – вечность, а точнее – существование самого времени.
– Что же тогда тело седьмой степени? Существование вечности?
– У тела седьмой степени нет названия, это символ, абсолют. Но меня весьма увлекла принципиальная непознаваемость этого «объекта». Кстати, древние индийцы догадывались о подобных вещах. Помните тексты Атхарвавед? Термин Махакала?
[12]
Так вот их Махакала и есть тело седьмой степени.
Ромашин задумался, машинально допивая кофе. Златков отставил чашку, откинулся в шезлонге, закинул ногу за ногу и обхватил колено длинными нервными пальцами.
– Кажется, я вас понимаю, – заговорил комиссар. – Чисто в эмоциональном плане. Любые проблемы добавляют интереса к жизни, а подобного рода… – он пошевелил пальцами, – это как перец в пище для любителей острого. И все же не могли бы вы привести наглядный пример?
– Пример чего?
– Приложения теории к реальному положению вещей.
– Пожалуйста. Одним из следствий этой теории является лемма, что все наше трехмерное пространство есть лишь мгновение во времени.
Ромашин хмыкнул:
– Простите, не улавливаю.
– И не надо, – покривил губы Златков. – Специфика науки в том и состоит, что ее мало кто понимает, даже сами профессионалы-разработчики.
У Ромашина дрогнули губы, но он сдержал улыбку.
– Где-то я прочитал очень точную поэтическую оценку Эйнштейна. «Перед Эйнштейна мудростью и скрипкой почтенно головы склоним, хотя понятен он всего двоим: себе и временами – Богу».
Златков как бы очнулся, с удивлением обнаружив себя сидящим в шезлонге напротив комиссара, стал суховато-деловым и энергичным.
– Игнат, я многое передумал, пока выздоравливал. Лежачий образ жизни, знаете ли, способствует размышлениям. И я вдруг понял одну простую вещь. Наш Ствол, по сути своей, стал КЗ! «Коротким замыканием» Вселенной. Его воздействие на Древо Времен вовсе не безобидно, это ЧП вселенского масштаба! Ибо он изменил в с е Ветви, которые пересек и соединил. Наша Метавселенная едва не свернулась, и последствия обратной временной волны еще долго будут сказываться на ее развитии. Во всяком случае, все звезды видимой области Метагалактики изменили спектры излучений. Даже Солнце, хотя и не столь заметно.
Ромашин остался спокойно-задумчивым.
– Допустим. Что из этого следует?
– Ствол надо уничтожить!
Комиссар с изумлением вгляделся в сосредоточенное лицо гостя.
– Вы с ума сошли! Именно этого и хотели добиться «хронохирурги».
– А кто нам доказал, что они не правы? – тихо проговорил Златков.
У Ромашина мелькнула мысль, что ученый запрограммирован глубже, чем они до сих пор представляли, и вся его «волевая борьба с программой» на самом деле – хитрый запрограммированный ход «хирургов».
– Те, Кто Следит…
– Они не доказывали. Они просто советовали, что надо делать, по их мнению, а мы слепо следовали этим советам.
– Вы дьявол, Атанас! Вы все время напрягаете меня и заставляете менять точку зрения. Я даже начинаю сомневаться, что вы на нашей стороне.
– На вашей, – улыбнулся Златков. – Да и на дьявола я похож мало. Дьявол тот, кто затеял все это со Стволом.
– Вы имеете в виду «хронохирургов»?
– Я имею в виду того, кто подставил их и Тех, Кто Следит в комбинацию Игры. Я считаю, что «хирурги» и Те, Кто Следит – не основные Игроки, хотя и гораздо более серьезные фигуры, чем мы с вами. И наконец, я полагаю, что Тирувилеиядаль ведется на всех уровнях Мироздания, во всех Ветвях Древа Времен, где мы занимаем, может быть, самый низкий уровень.
– Что такое Тирувилеиядаль?
– В переводе с тамильского – священная игра. Нам просто внушили, что мы чуть ли не самые главные в этой борьбе за жизнь, на самом же деле все не так. Кто-то меняет стратегию, тактику, условия, константы, законы, наконец, а мы лишь можем догадываться об этом, принимая смену принципов Игры за проявление законов природы.
Златков утомился и замолчал. Молчал и Ромашин, взвешивая откровения ученого и почти веря им.
Прилетел ворон, важно походил по балюстраде солярия, поглядывая то на людей, то на трапезный столик, каркнул осуждающе и сорвался вниз. Налетевший теплый ветерок взъерошил чуб Ромашина и седую шевелюру Златкова, принес запахи цветов с луга.
– Что же вы предлагаете делать? – очнулся комиссар.
– А ничего, – сказал ученый. – Сражаясь за частные истины, за одну из сторон, мы ничего не докажем и ничего не приобретем. Кроме разве что жизни.
– Но это немало, не так ли? Разве мы, люди, не имеем права жить? Да и как еще иначе мы заставим кого-то уважать нас?
