ШОЛОХОВ рассказал ему об антисоветских методах допросов, которые, по его словам, применялись широко в системе НКВД в 1937 году не только на периферии, но и в центре для получения сознания своей вины со стороны абсолютно невиновных людей. ПЛАТОНОВ не мог не поверить ШОЛОХОВУ — члену партии, депутату Верховного Совета. Вместе с тем, он не мог себе объяснить, что заставило ШОЛОХОВА рассказать такие вещи именно ему, когда он и так встревожен участью сына. ПЛАТОНОВ говорил: „Что это за игра? И зачем ему нужен я, не имеющий никакой роли ни в какой игре?“ Однако эти рассказы ШОЛОХОВА, при всех сомнениях, настолько потрясли ПЛАТОНОВА, что двое его ближайших друзей, с которыми он об этом говорил, с трудом поддерживали его душевное равновесие».
Что он передумал и перечувствовал за эти дни и ночи — Бог весть. Но кого бы ни считал Платонов виновником своего несчастья, ничего подобного «Реквиему» Анны Ахматовой в его творчестве не найти. Это не значит, что арест сына не сказался в его прозе — он сказался и еще как! — но иначе, без обличительной ахматовской ноты, хотя и Платонову выпало стоять в тюремных очередях, думая о сыне и о том, почему тот в неволе оказался: «Ты опять заигрался, ты опять забегался, и ты забыл про меня!»
«— Мама! — позвал он в каменной тишине и заплакал от разлуки с матерью.
Он сел под каменной стеною горы и стал карябать ее ногтями. Он хотел протереть камень и сквозь гору уйти к матери».
Это — из легенды Платонова «Разноцветная бабочка», которую датируют 1946 годом, хотя точное время ее написания неясно и впервые она была опубликована в 1965 году в детском журнале «Костер», а не в «там» или «самиздате»; к ней редко обращаются исследователи, но в этой сказке трагедия платоновского сына и его будущий труд в норильских шахтах отразились с недетской пронзительностью и откровенностью.
«С тех пор, как мальчик Тимоша очутился на дне каменной пропасти, прошло много лет. Тимоша вырос большим. Он нашел куски самого крепкого камня, упавшие когда-то с вершины горы, и наточил их о другие такие же крепкие камни. Этими камнями он бил и крошил ее, но гора была велика, и камень ее тоже крепок.
И Тимоша работал целые годы, а выдолбил в кремнистой горе лишь неглубокую пещеру, и ему было еще далеко идти сквозь камень домой. Оглядываясь от работы назад, Тимоша видел разноцветных бабочек, которые летали целым облаком в жарком воздухе. Ни разу, с самого детства, Тимоша не поймал более ни одной бабочки, и когда бабочка нечаянно садилась на него, он снимал ее и бросал прочь.
Все реже и реже он слышал голос матери, звучавший в его сердце: „Тимоша, ты забыл про меня! Зачем ты ушел и не вернулся?..“
Тимоша плакал в ответ на тихий голос матери и еще усерднее долбил и крошил каменную гору.
Просыпаясь в каменной пещере, Тимоша иногда забывал, где он живет, он не помнил, что уже прошли долгие годы его жизни, он думал, что он еще маленький, как прежде, что он живет с матерью на берегу моря, и он улыбался, снова счастливый, и хотел идти ловить бабочек. Но потом он видел, что возле него камень и он один. Он протягивал руки в сторону своего дома и звал мать.
А мать смотрела в звездное небо, и ей казалось, что маленький сын ее бежит среди звезд. Одна звезда летит впереди него, он протянул к ней руку и хочет поймать ее, а звезда улетает от него все дальше, в самую глубину черного неба.
Мать считала время. Она знала, что если бы Тимоша бежал только по земле, он бы уже давно обежал всю землю кругом и вернулся домой. Но сына не было, а времени прошло много. Значит, Тимоша ушел дальше земли, он ушел туда, где летят звезды, и он вернется, когда обойдет весь круг неба. Она выходила ночью, садилась на камень около хижины и глядела в небо. И ей чудилось, что она видит своего сына бегущим в Млечном Пути. Мать тихо говорила:
— Вернись, Тимоша, домой, уже пора… Зачем тебе бабочки, зачем тебе горы и небо? Пусть будут и бабочки, и горы, и звезды, и ты будешь со мной! А то ты ловишь бабочек, а они умирают, ты поймаешь звезду, а она потемнеет. Не надо, пусть все будет, тогда и ты будешь.
А сын ее в то время по песчинке разрушал гору, и сердце его томилось по матери.
Но гора была велика, жизнь проходила, и Тимоша стал стариком».
Платонов сочинил свою страшную сказку, по всей вероятности, тогда, когда Платона уже не было в живых, но при жизни мальчика он делал для него все, что мог. В мае 1939 года в письме прокурору Союза ССР Вышинскому он писал о том, что Платон был «оговорен, использован, стал жертвой наиболее гнусной провокации», подчеркивая тот факт, что подросток трижды перенес трепанацию черепа, следствием чего явилась глубокая психическая травма, и в какой-то момент стало казаться, что дело сдвинулось с мертвой точки и его услышали.
Двадцать четвертого июня Платонов сообщал сыну: «Дело твое помаленьку подвигается. И по нашему мнению — успешно. Но только — медленно, и когда оно закончится, т. е. приведет к окончательному и положительному результату — мы с матерью сказать сейчас не можем. Нужно терпеть еще некоторое время. А тебе — учиться, заниматься и вести себя хорошо и спокойно. Главное — не трать там время по-пустому, то есть больше читай, учись, занимайся и веди себя образцово. Готовься к тому, что тебя ожидает более лучшая, свободная судьба, а пережитое тобою больше никогда не повторится».
А Платона еще только ждал этап из Вологды в Норильлаг, и вся борьба за его освобождение была впереди, а исход ее неясен.
Помогали люди. Врачи, когда-то лечившие Платона и подтвердившие тяжелый характер его заболевания: «Ввиду тяжелых операций, перенесенных П. Платоновым, и вызванных ими тяжелых психических и физиологических травм, П. Платонов нуждается в постоянном бережном наблюдении врачей и жизнь его находится в постоянной опасности…» Писатели, направившие в прокуратуру письмо:
«Мы, общественная организация, наблюдаем в течение последнего года крайне тяжелое душевное состояние Андрея Платонова, отца арестованного. Такое состояние писателя Платонова чрезвычайно отрицательно отражается на его творчестве, между тем как писатель Платонов представляет из себя крупнейшего и талантливого советского писателя.
Мы убедительно просим Вас принять во внимание это обстоятельство, т. к. здоровая и плодотворная работа тов. Платонова находится в зависимости от судьбы его сына».
Кто именно это письмо подписал, неизвестно, но в любом случае Союз писателей в лице Александра Фадеева Платонову помог.
«Александр!
Я хочу только спросить, передал ты или нет мое письмо Панкратьеву и что он сказал, когда я могу с ним говорить! Я тебя здесь дожидаюсь.
Твой А. Платонов 10/VIII 39 г.».
«Позвонить Платонову, что письмо прислал в сопровождении своего сотрудника и 16-го буду узнавать, сможет ли прокурор принять Платонова» — гласила фадеевская резолюция на письме.
Прокурор Платонова принял.
Двадцать седьмого августа 1939 года Платонов сообщил своему товарищу писателю Александру Ивановичу Вьюркову: «На Дмитровке есть некоторое прояснение, виделись с главным шефом учреждения. Но наше дело едва ли пойдет быстро, так что мы не надеемся на быстрый результат. Сегодня или завтра приедет Михаил Александрович [Шолохов], буду с ним видеться. Он кое-что для меня сделал — увижусь и поговорю, а там видно будет».