«Если убить сегодня Распутина, через две недели Императрицу придется поместить в больницу для душевнобольных. Ее душевное равновесие исключительно держится на Распутине; оно развалится тотчас, как только его не станет. А когда Император освободится от влияния Распутина и своей жены, все переменится: он сделается хорошим конституционным монархом», – говорил он кадету и на этот раз действительно без сомнений масону В. А. Маклакову, также вовлеченному в заговор и сыгравшему в нем чрезвычайно важную роль.
Об этом циничном плане устранить Государыню князь Феликс не обмолвился в своих «мемуарах» ни словом; там он борец с надвигающимся большевизмом, который Распутин якобы олицетворял. Но несмотря на патетическую преамбулу «Конца Распутина» («Мы не имеем права питать легендами сознание умственно созревшей молодежи. И не при помощи легенд воспитывается настоящая любовь к Родине и чувство долга перед ней. Чтобы избежать тяжелых разочарований и ошибок в будущем, необходимо знать ошибки прошлого, знать правду вчерашнего дня. Мне, как близкому свидетелю некоторых событий этого вчерашнего дня, хочется рассказать о них все, что я видел и слышал. Ради этого я решил преодолеть в себе то тягостное чувство, которое подымается в душе при близком соприкосновении с минувшим <…> Революция пришла не потому, что убили Распутина. Она пришла гораздо раньше. Она была в самом Распутине, с бессознательным цинизмом предававшем Россию, она была в распутинстве – в этом клубке темных интриг, личных эгоистических расчетов, истерического безумия и тщеславного искания власти. Распутинство обвило престол непроницаемой тканью какой-то серой паутины и отрезало монарха от народа»), Юсупов или те, кто помогал ему писать его мемуары – весь авторский коллектив, хорошо понимали неприглядность роли Феликса в этом деле и изо всех сил пытались его оправдать:
«Местом событий был выбран наш дом на Мойке. В нем было помещение, которое я вновь отделывал для себя; оно как нельзя лучше подходило для выполнения нашего замысла, а мои отношения с Распутиным давали мне полную возможность уговорить его приехать ко мне.
Такого рода план, с другой стороны, вызвал во мне самое гнетущее чувство, перспектива пригласить к себе в дом человека с целью его убить была чересчур ужасна. Кто бы ни был этот человек, даже сам Распутин, но я не мог без содрогания представить себе свою роль в этом деле – роль хозяина, готовящего гибель своему гостю. Мои друзья разделяли мое мнение, но после долгих обсуждений мы, тем не менее, пришли к заключению, что в вопросе, касающемся судьбы России, не должно быть места никаким соображениям и переживаниям личного характера и что все мои нравственные тревоги и угрызения совести должны отойти на второй план…»
Известно также, что незадолго до убийства Юсупов послал письмо жене. Текст его не сохранился, но сохранился ответ княгини Ирины Александровны, где были следующие строки: «Благодарю тебя за твое сумасшедшее письмо. Я половину не поняла. Вижу, что ты собираешься сделать что-то дикое. Пожалуйста, будь осторожен и не суйся в разные грязные истории. Главное – гадость, что ты решил все без меня, это дикое свинство… Одним словом, будь осторожен. Вижу по твоему письму, что ты в диком энтузиазме и готов лезть на стену… Чтобы без меня ничего не делал».
Юсупов ее не послушал, в грязь влез, и комментировать тут нечего, разве что задаться вопросом: кто именно входил в число друзей нежного Феликса и втянул его в дикое свинство? Было их много, и в роковой день в особняке присутствовали не только те, кого Юсупов назвал. Об этом чуть позже, а пока отметим, что была еще проблема с охраной, но она достаточно легко решалась: со своими телохранителями Распутин не церемонился, несмотря на страх за свою жизнь и реальные опасения стать жертвой, относился к охране легкомысленно, и, по свидетельству Штюрмера, которому в данном случае нет основания не верить, премьер-министру часто следовали «жалобы, что Распутина не могут охранять, потому что он никого не слушает и все делает по-своему».
«Часто Распутин отпускал агентов раньше установленного времени, заявляя, что больше в течение дня уже ни выезжать, ни выходить не будет. Так было и в трагический для него вечер 16 декабря 1916 года, – писал генерал Глобачев. – В 10 часов вечера он сказал агентам, что больше не выйдет и ляжет спать, а потому агенты могут идти домой; между тем он отлично знал, что за ним приедет кн. Юсупов в 12 час. ночи, что видно из того, что когда позвонили с черного хода, то он спросил: "Это ты, маленький" (так он называл Юсупова) и сейчас же, надев шубу и галоши, вместе с ним и вышел».
«И вдруг охватило меня чувство безграничной жалости к этому человеку. Мне сделалось стыдно и гадко при мысли о том, каким подлым способом, при помощи какого ужасного обмана я его завлекаю к себе. Он – моя жертва, он стоит передо мною, ничего не подозревая, он верит мне. Но куда девалась его прозорливость? Куда исчезло его чутье? Как будто роковым образом затуманилось его сознание, и он не видит того, что против него замышляют. В эту минуту я был полон глубочайшего презрения к себе; я задавал себе вопрос, как мог я решиться на такое кошмарное преступление? И не понимал, как это случилось.
Вдруг с удивительной яркостью пронеслись передо мною одна за другой картины жизни Распутина. Чувства угрызения совести и раскаяния понемногу исчезли и заменились твердою решимостью довести начатое дело до конца. Я больше не колебался…»
Дальнейшее хорошо известно и было многократно описано, сыграно, снято, изображено.
Яд, который на самом деле не был ядом, пуля, которая не сразила Распутина наповал, еще одна пуля, еще одна… Подвал, автомобиль, тело, сброшенное в Малую Невку, кураж опьяненного Пуришкевича, заявившего городовому, что этой ночью во благо России он убил Распутина, поднятая на ноги полиция.
«Мы сидим все вместе – ты можешь себе представить наши чувства, мысли – наш Друг исчез, – писала Государыня в Ставку 17 декабря. – Вчера А. видела его, и он сказал ей, что Феликс просил Его приехать к нему ночью, что за Ним приедет автомобиль, чтоб Он мог повидать Ирину. Автомобиль заехал за ним (военный автомобиль) с двумя штатскими, и Он уехал. Сегодня ночью огромный скандал в Юсуповском доме – большое собрание, Дмитрий, Пуришкевич и т. д. – все пьяные. Полиция слышала выстрелы. Пуришкевич выбежал, крича полиции, что наш Друг убит.
Полиция приступила к розыску, и тогда следователь вошел в Юсуповский дом – он не смел этого сделать раньше, так как там находился Дмитрий. Градоначальник послал за Дмитрием. Феликс намеревался сегодня ночью выехать в Крым, я попросила Калинина его задержать.
Наш Друг эти дни был в хорошем настроении, но нервен, а также озабочен из-за Ани, так как Батюшин старается собрать улики против Ани. Феликс утверждает, будто, он не являлся в дом и никогда не звал Его. Это, по-видимому, была западня. Я все еще полагаюсь на Божье милосердие, что Его только увезли куда-то. <…> Я не могу и не хочу верить, что Его убили. Да смилуется над нами Бог».
Об убийстве Распутина написано еще больше, чем о его любовных похождениях. Версий случившегося в ночь с 16 на 17 декабря 1916 года в подвале юсуповского дворца немерено. Политическое убийство, убийство на сексуальной почве, ритуальное убийство, масонский след, акт высокого патриотизма, уголовщина – каждый может выбрать легенду на свой вкус.
