«Белецкий в поношенном пиджаке, умный, хитрый, чрезвычайно много и охотно говорит глухим быстрым голосом. Оборотень немного, острые глаза, разбегающиеся брови на желтом лице, – писал Блок матери, – сам строчит —. потный, сальный, в слезах, с увлечением, говоря, что это одно осталось для его души. В этой грубой скотинке есть детское».
Изначально Белецкий числился в стане распутинских врагов.
«В бытность мою сенатором, ко мне, в конце 1914 года, – показывал он на следствии, – обратился <…> великий князь Николай Николаевич <…> с просьбой, не могу ли я дать сведения о порочных наклонностях Распутина, так как, по словам полковника Балинского, великий князь решил определенно поговорить с государем об удалении Распутина из Петрограда. Сведения эти я дал, черпая материал из имевшейся у меня лично сводки».
Распутин об этом скорее всего знал и потому в разговоре с Андрониковым Белецкий выразил опасение, согласится ли их избранник с его кандидатурой, но князь обещал все уладить. И действительно, уладил: Белецкий был ему необходим.
«С ним Андроников был давно в хороших отношениях, ценя его трудоспособность, ловкость и его полицейские знания. Белецкий же благоговел перед княжеским титулом Андроникова, его светскостью, связями, знакомствами. Он отлично понял всю заманчивость предложения и пошел на все условия. Главное было то, что он должен был работать рука об руку с Андрониковым».
Распутин, как из этого следует, на предварительном этапе «хвостовщины» прямого отношения к заговорщикам не имел, но в нужный момент к его авторитету прибегли: «А вот и Григорий Ефимович, – продолжал так же благочестиво князь. – Умный мужик, о-о-очень умный… И хитрый. Ах, какой хитрый. Но дела с ним можно делать. И его можно забрать в руки, и мы, мы это пробуем».
Сначала, однако, триумвират воспользовался не им. Как писал Спиридович:
«Андроников ловко подготовил почву у Вырубовой, выставляя Хвостова умнейшим и энергичнейшим правым человеком, который де имеет большой вес в Г. Думе и к тому же беспредельно любит Их Величества.
Он в курсе всех интриг против них. Он сумеет ловко все парализовать. Он сумеет овладеть и Г. Думой. Хвостов и Белецкий ловко охранят друга царской семьи Распутина от всяких на него нападений. И от нападений в прессе, и от нападений в Г. Думе, и от террористов. Они оба понимают и ценят Григория Ефимовича. За последнее ручается сам князь Андроников, любовь которого к Старцу хорошо известна Анне Александровне. И Анне Александровне казалось, что лучшей комбинации и желать нечего. Сам Хвостов очаровал Вырубову. Она в восторге повторяла затем: "Он такой умный, энергичный, он так любит Их Величества. Он так любит Григория Ефимовича".
Он не как все. Он так хорошо все знает, как и что надо делать, чтобы все были довольны. Он уже однажды предупредил в Г. Думе запрос о Григории Ефимовиче. Он даст себя разрезать на куски из любви к Их Величествам. И зачарованная подкупающей искренностью и кажущеюся простотою Хвостова, "его наивными, такими хорошими и светлыми глазами", всей его внешностью такого "хорошего и доброго толстяка", Анна Александровна, захлебываясь, расхваливала его ежедневно Императрице. Андроников же умно и ловко подталкивал ее.
Появились на сцену и деяния Хвостова, как человека глубоко религиозного и верующего.
Он сделал что-то очень хорошее по отношению св. Павла Обнорского.
И Государыня Александра Федоровна, несмотря на мудрое противодействие Горемыкина, считавшего Хвостова непригодным к должности Министра Внутренних Дел, не видя никогда Хвостова и зная о нем только по истерическим расхваливаниям Вырубовой, стала письмами в Ставку систематически советовать Государю взять на место князя Щербатова именно Хвостова. И делала она это настойчиво всю первую половину сентября, браня попутно Щербатова и доказывая его непригодность к занимаемой должности».
Вырубова в своих письменных показаниях следственной комиссии Временного правительства отзывалась об этом сюжете гораздо сдержаннее: «Хвостова привез ко мне некий кн. Андроников, личность более чем сомнительная, который лез ко всем, всем надоедал и врал. Помню, как он хотел поднести икону б. Государю и Государыне. Б. Государь не желал оставить у себя эту икону и вернул ему через кого-то из свиты. Мне запретили принимать Андроникова, из-за чего он стал врагом, получала самые грязные анонимные письма которые, по слухам, посылал он мне».
Хотя Андроникова Вырубова терпеть не могла («Он ко всем министрам лез, всякие конфекты присылал. Отчаянный тип»), в то же время признавалась, что боялась его.
В опубликованной недавно книге Ю. Ю. Рассулина о Вырубовой «Верная Богу, Царю и Отечеству» приводится один весьма любопытный документ – анонимное письмо некоего безвестного «патриота», адресованное царской подруге. Публикатор высказывает предположение, что оно было написано либо протоиереем Иоанном Восторговым, либо князем Андрониковым. Сразу скажем, что вторая версия представляется куда более убедительной (трудно предположить, чтобы хороший знакомый Вырубовой о. Иоанн стал писать ей анонимки, да и слог это не его – достаточно сравнить это послание с тем, что писал священник Вырубовой после покушения на Распутина в Покровском – см. главу тринадцатую), но суть даже не в том, кто эти строки написал, а в их содержании:
«И кому же лучше знать желания нашей крестьянской Руси как не ЦАРЮ-БАТЮШКЕ. ГОСУДАРЮ нужны также помощники-министры, которые вели бы Россию в согласии с этими народными желаниями, а не в угоду разным политическим авантюристам и реформаторам.
Среди таких всецело понимающих народные желания лиц в настоящее время рельефно выделяется личность Алексея Николаевича Хвостова, крепкого русского человека, опытного государственного деятеля, энергичного и ловкого политика. Это единственный, быть может, в настоящее время человек, который сумеет заговорить к народу, который успокоит разбушевавшиеся страсти и который разорвет те плотины, которые не дают прорваться потоку народной любви к своему ГОСУДАРЮ – Защитнику Родины».
Хвостов на следствии в 1917 году оценивал себя скромнее, но роль Андроникова признавал: «Когда приехал Распутин, он отнесся неблагожелательно к моему назначению, по крайней мере, я так слышал. Потом его уговорили, может быть Андроников и другие, что во мне ничего такого нет, что он может быть спокоен, тем более что Белецкий его охраняет. Я пытался подойти ближе к Распутину и ко всем его окружающим, чтобы его узнать, чтобы выяснить его слабые стороны и с ним покончить».
«Со мной он был весьма любезен, часто посещал меня и, между прочим, упоминал о своей борьбе с Распутиным, – вспоминал о Хвостове М. В. Родзянко. – Он находил, что с его влиянием нужно бороться его же оружием и упомянул, что хочет продвинуть во дворец монаха Мардария. Распутина же он рассчитывал обезвредить тем, что поручил его спаивать и будто бы даже дал для этого пять тысяч из своих собственных средств».
О Распутине и Хвостове писала в своем дневнике и Зинаида Гиппиус:
«Хвостов ненавидит его, а потому думаю, что Хвостов недолговечен. Ненавидит же просто из зависти. Но тот его перетянет. Остальные министры все побывали у Гришки на поклоне, и клялись, целуя край его хламиды. (Это не "художественный образ", а факт: иногда Гришка выходит к посетителю в белом балахоне, значит – надо к балахону прикладываться.)
