В келью Лин возвращалась, поигрывая тяжелой завязкой от зимнего халата, и крайне довольная.
* * *
«Дорогой Джон…»
Нет, имя нельзя — запретили.
«Дорогой Мастер Мастеров…»
Звучит неверно. Может, «уважаемый»?
С «уважаемым» выходило слишком официально и носило в корне неверный оттенок. Поздравление хотелось сделать личным и немного теплым. Совсем чуть-чуть.
Кончик неудобного пера то и дело зависал в сантиметре от толстой добротной бумаги, которой щедро поделился с ней монах из соседней с архивом кельи. Дал и толстую, и тонкую, и то самое перо, которое она теперь макала в чернильницу, и сами чернила. Спросил, не помочь ли чем еще, но Белинда лишь качнула головой. Теперь жалела, что не спросила, где взять ниток, — при взгляде на тонкие листы ей вдруг подумалось, что можно вырезать снежинки и тайно развесить их в центральном коридоре. Ночью, конечно же. И пусть потом ругаются.
Ладно, нитки и ножницы она спросит у Умы — не проблема. А вот что бы такого написать на лежащем перед ней листе? Узорная рамка уже нарисована, отступы мысленно отмерены, с кончика пера то и дело норовит стечь капля.
Где-то в глубине ворочалось чувство вины — из-за написания поздравления Лин пропускала медитацию. Но от этого же примешивалось возбуждение — «зато как хорошо будет его поздравить. Давай же, думай!»
«Дорогой Джон! — она все-таки начала с имени. Ведь не страшно, если никто другой не прочитает? Перо в пальцах подрагивало и, касаясь листа, скрипело. — В этот светлый праздник мне хочется поздравить Вас и пожелать…»
Она на секунду зависла вновь — что можно пожелать такому странному человеку? Богат ли он, беден? Здоров ли? Счастлив или нет? Что можно желать почти что незнакомцу?
«… благополучия во всех сферах Вашей жизни, — продолжила после паузы. — Пусть удача пребудет с Вами во всех начинаниях, пусть успехом оборачивается задуманное. Помимо поздравлений, я так же хотела бы Вас поблагодарить за…»
Здесь начиналось самое сложное — поблагодарить за что? За то, что тратите на меня время? Барахтаетесь с неумехой? Выделяете столь ценное время? Такое прозвучит глупее некуда. Как же написать?
«…за Вас в моей жизни», — уверенно вывелась фраза, и Лин аж выдохнула от удовлетворения и собственной дерзости. Как много тут между строк, как глубоко. Ведь увидит… Ей на мгновенье захотелось скомкать лист и переписать текст заново — на этот раз чинно, без намеков, — но Белинда остановила себя. Мастер Шицу верно сказал: мы благодарим за присутствие. А кто увидит дурное, тот дурной изнутри.
«Мне это ценно. Спасибо Вам! И с Новым Годом!»
Открытка вышла ровной, чудесной и очень аккуратной.
Какое-то время Белинда просто любовалась ей, затем перевела взгляд на стопку дополнительных плотных листов — а не написать ли открытки всем? Нет, не всем, кто живет в монастыре, но за чье присутствие в своей жизни она благодарна?
Открытка Джону была отодвинута в сторону, на коврик лег новый лист, а Лин вдохновенно втянула воздух и вывела:
«Дорогой Мастер Шицу…»
* * *
— Давай нарядим коридор, — наседала Лин на соседку после ужина, — сходим в лес, наберем веток…
— В лес зимой? Да там уже в шесть становится темно, а в темный лес я не сунусь. К тому же их нужно будет ломать.
— Давай сходим в обед.
Белинде хотелось праздника. Уриманне не хотелось вылетать из монастыря за нарушения.
— Если узнают, что своевольничали, не похвалят. У них тут свои традиции, поняла? Я против них не пойду.
— Но ты же сама сказала, что не знаешь, наряжают или нет…
— Вот в этот Новый Год и узнаю.
— Рим…
— Отвали.
Из дыры в стене тянуло холодом. Спать им теперь приходилось под одеялами в халатах.
* * *
С тех пор, как выпал снег, ночной лес перестал выглядеть зловещим, но Джон все равно провожал ее обратно до самого монастыря. Вероятно, привык.
Сегодня Белинда, стоя внутри голубой сферы, то и дело пропускала удары. Отвлекалась, вместо того чтобы концентрироваться, обдумывала разговор, который собиралась начать у дверей монастыря.
— В чем дело? Соберись. Соберись! Удар справа, слева…
Она отлично их чувствовала — касания сферы теперь сделались болезненными. Укус за бок, жало в ногу — Лин стиснула зубы и едва не взвыла.
Пришлось собраться.
* * *
Более всего она любила эту часть тренировки — финальную. Хруст снега, облачка пара изо рта, парный скрип подошв.
На зиму им выдали мягкие сапожки — не всем, но тем, кого «не греть земля», а Белинда пока так и не научилась согреваться, ступая босыми пятками по кристалликам льда. Ходила в сапожках.
Ботинки Джона скрипели жестче, слышнее.
Жухлая высокая трава пробивалась сквозь снег — они двое протоптали по ней свою собственную тропинку; под светом ясного звездного неба Тин-До казался заколдованным замком с множеством тайн.
Лин знала — тайн не было. Нет, они были, но не за дверьми или замками, а где-то… в пространстве.
До дверей дошли быстро — слишком быстро, на ее взгляд. Она часто жалела, что их тропка из леса не петляла в окружную.
Остановились у дверей, повернулись друг к другу, готовые по обыкновению помолчать. То был момент, когда они будто касались друг друга невидимыми телами, ощущали друг друга вибрациями.
Только на этот раз Белинда в молчании продержалась недолго. Неуверенно переступила с ноги на ногу и спросила:
— Скажите, а Вы не знаете, празднуют ли в Тин-До Новый Год?
Джон замер, удивившись.
— Полагаю, что как-то празднуют.
— А Вы могли бы тогда мне кое в чем помочь?
На нее смотрели вопросительно.
— Елка. Я хотела бы принести из леса елку, но я не могу одна, понимаете?
— Елку? — Мастер Мастеров усмехался. — Я бы не советовал этого делать.
— Почему?
Лин стало неуютно — она до сих пор боялась насмешек. Но человек в плотном сером халате отнюдь не насмехался.
— Здешние леса наполнены странными сущностями, которых монахи называют духами. Если ты попробуешь спилить, срубить или сломать дерево, они пресекут твои попытки. С негативными для тела или разума последствиями.
— Ой.
Лин вдруг осознала, какой дурой могла бы быть, потащи она за собой в местный лес Рим или кого-то другого из послушников. А ведь крутилась мысль про Уму.
— Значит, не стоит… — протянула разочарованно. Сникла внутри. — Спасибо, что предупредили.
— Пожалуйста.
