– Да ладно, куда денешься.
Дамали улыбнулась:
– Ковбой, посиди здесь и попытайся остыть. Я вернусь за тобой, и в офис коронера мы поедем вместе – но ты присмотри за моргом больницы, не пропусти, если де Хесуса повезут на вскрытие. Если будешь отсюда уходить по любой причине, включи монитор и свой передатчик, чтобы Джей Эл и команда могли за тобой проследить. Тебя мы тоже не хотим терять, Джейк Ковбой. Ты как гвоздь в ботинке, но мы тебя любим.
– Так поэтому на меня маячок надо ставить, как на автомобиль? Люди, вздохнуть дайте! – И Ковбой действительно вздохнул, запустив пятерню в волосы.
– А ты куда намылилась, сестренка?
Услышав вопрос Майка, Ковбой перестал ныть, и оба стража всмотрелись в Дамали с тревогой.
– Сами знаете, – ответила она.
– Вернись ко мне или к Ковбою до темноты, – велел Майк тоном, не допускающим возражений. – Тебя нам тоже терять не в кассу.
* * *
Дамали пожала плечами, стряхивая ощущение от законченного охранником обыска. Не надо было ее ощупывать, достаточно проверить, что оружия нет. А у нее нет ствола, так какого же черта?
– Можете следовать за мной, – сказал охранник, слишком, на вкус Дамали, широко улыбаясь.
Она отмахнулась от собственного раздражения и стала смотреть на дверь кабинета Карлоса, мимо раздутой мышцами футболки телохранителя. Когда же она вошла в комнату и увидела Карлоса, его молчаливое восхищение и разозлило ее, и включило те эмоции, которые она отключила когда-то. Даже не хотелось называть спорящие в душе чувства. Она пришла по делу.
Он тут же встал и сел, только когда села она.
– Давно не виделись, – сказал он тихо. – Все в порядке, – бросил он приведшему Дамали телохранителю. – Она почти родственница.
Дамали проводила охранника взглядом и снова повернулась к Карлосу. Вид у него был вполне здоровый. И цвет лица – тоже. И время дневное – все это хорошие признаки. Дамали бросила взгляд на отражающие поверхности – Карлос там был виден. Но вопрос в другом: не мог ли он стать помощником вампиров, одним из предателей, которые продают друзей и родственников за власть? Как-то очень быстро он поднялся.
Она всмотрелась в напряженные черты лица Карлоса. Крест – серебряный – на нем. И, видит Бог, он все еще хорош... тело, полное жизни, четко прорисовано под шелковой рубашкой, бирюзовой на бронзовой коже. И кожаные штаны. Дамали изо всех сил постаралась не вспоминать их.
– Ты тоже хорошо выглядишь, – сказал Карлос, оглядев ее с улыбкой узнавания. – Жизнь к тебе милостива.
– Карлос, это не светский визит. – Голос ее был так же ровен, как и взгляд. Этот самонадеянный сукин сын действовал ей на нервы.
– Я и не ждал светского визита, – ответил он, наклоняясь над столом, но оставаясь в том же благодушном настроении. – Вы мне позвонили и хотели устроить здесь представление. Я так понял, что "Кровавая музыка" сильно о себе воображает, и вы, устраивая этот всемирный одновременный сейшн, может быть, передумали наконец отказываться от выступления в самой крутой сети клубов Лос-Анджелеса?
– Ага. Увидели в газетах известие об этом международном концерте, и все, кто может, его изо всех сил рекламируют.
Он улыбнулся во весь рот.
Я вашему менеджеру сказал, что буду рад вашему выступлению. – Карлос не спеша подбирал слова, не сводя с Дамали глаз. Чего я ей не сказал, так это вот чего: поскольку эти сволочи постоянно пренебрегали моим клубом, я был бы рад, если бы их доходы кто-то перехватил – может, даже залез бы на их территорию. И тут звоните вы – единственные, кто может это сделать. Добро пожаловать.
Дамали покачала головой:
– Я здесь и не за этим. – Он подался назад и посмотрел на нее вопросительно. – Я из-за того, что случилось с твоими ребятами.
Как-то переменилось выражение его лица. Где-то в глубине глаз мелькнула глубокая печаль – боль, сожаление, вина – и тут же пропала. Карлос опустил глаза, огладил шелк рубашки и снова посмотрел на Дамали. На красивом лице теперь читалась лишь леденящая чистая ярость. Никакой слабости.
– Я тронут, что ты пришла высказать свое соболезнование и хочешь дать здесь концерт в порядке предложения мира между тобой и мной. Ты всегда была хорошим человеком, Дамали, спасибо. Всегда прикрывала мне спину, несмотря на наши философские расхождения.
Он встал и направился к бару. Она не стала поправлять его. Если он считает, что она пришла оплакивать, пусть себе. Если он думает, что концерт – дань уважения его людям, пусть себе. И все же самой ей это было неприятно.
– Хочешь выпить? Мне лично надо, чтобы об этом говорить.
– Нет, я так.
– Да... как всегда, – пробормотал он, наливая себе выпить, и с легкой усмешкой глянул на бокал. Затем вернулся и сел в кресло. – Все та же цельная натура, церковная девушка из квартала латинос. Забавно.
– Карлос, что произошло?
Она произнесла это чуть сдавленно, смущенная его восхищением.
– Ты же читала газеты, – улыбнулся он.
– Я хотела услышать от тебя.
Он глотнул из бокала, покатал жидкость на языке.
– Я знаю не больше, чем они. Но я рад, что ты пришла в конце концов... без моего зова... по крайней мере без традиционного зова.
Она склонила голову набок.
Он усмехнулся, глотнул еще.
– Скажем так: ты недавно приходила мне на ум... я тебя звал вот этим. – Карлос постучал пальцем по виску. – Может быть, с тех пор все это и покатилось вниз. Кто может знать?
Она сидела неподвижно, только пальцы у нее закололо, все чувства обострились и насторожились от прилива адреналина.
Он на секунду закрыл глаза, набрал в рот еще темной жидкости и глубоко вдохнул, потом грустно улыбнулся, глотая выпивку.
– Что это на тебе такое?
Почти ошеломленная неожиданным вопросом и выражением его лица, она приподняла бровь.
– Духи. Этот аромат – скажи, как он называется.
– Что?
– Назови, чтобы я его запомнил.
– Послушай, – произнесла она, быстро вставая и отходя в угол комнаты. – Это не по делу. Я хотела тебя спросить...
– Моя вина, – прервал он, улыбнувшись шире, но тут же погасив улыбку, когда она глянула на него сердито. – Я потерял много hombres. Близких родственников. Сегодня утром Хуана... и тут ты неожиданно входишь в дверь. Я только хотел на миг все забыть, кроме тебя.
– Я не наркотик, Карлос, никогда им не была и не буду.
Странно, но не получилось сказать это так резко, как она собиралась. И надо было найти в комнате что-то, на что смотреть, кроме него.
– Это только значит, что ты сама не знаешь своей силы... той, которая может взвинтить мужчину до предела. Не знать собственной силы – это опасно.
