Для нас важно прежде всего то, что именно в пансионе Мишель почувствовал себя поэтом, удивительно быстро стал писать самостоятельные, а не подражательные стихи и поэмы. Даже в поэме «Кавказский пленник» (1828) Лермонтов, взяв многое от поэмы Пушкина, создает уже совсем иной образ и Кавказа, и горцев, соединяя свои книжные знания с собственным знанием Кавказа. Он оживляет поэму разного рода событиями, упрощает язык. Пленник Лермонтова более живой и более трагический. Более решительна и юная черкешенка. Начиная с самых первых своих стихов, везде виден и характер автора, Михаила Лермонтова, его решимость, его одиночество, его самостоятельность. Тот же кавказский пленник поставлен перед выбором: или погибнуть в плену у горцев, или полюбить младую черкешенку. Что стоит герою приспособиться к жизни? Но лермонтовский герой не может вести себя иначе, и Пушкин или Байрон тут ни при чем.
Тут вдруг поднялся он; блеснули
Его прелестные глаза,
И слезы крупные мелькнули
На них, как светлая роса:
«Ах нет! оставь восторг свой нежный,
Спасти меня не льстись надеждой;
Мне будет гробом эта степь;
Не на остатках, славных, бранных,
Но на костях моих изгнанных
Заржавит тягостная цепь!»
Он замолчал, она рыдала…
И все же черкешенка высвободила героя, они побежали в степь. И… оба погибли. Опять по-лермонтовски.
В московский период с 1828 по 1832 год Михаил Лермонтов, осознав свой талант, стремился не столько к учению, сколько совершенствовал свой поэтический и драматургический талант. За кратчайшее время он прошел огромнейший путь и создал свой ультраромантический бескомпромиссный мир. В этот период романтизма он, конечно, шел не столько от окружающей его реальности, сколько от книжного, возвышенного видения мира, отправляя своих героев в Испанию и Древнюю Русь, в Грузию и Грецию за героическими идеалами свободы. Вслед за Байроном он стал воспевать греческих героев, борющихся против турецкого владычества.
Я пишу эти строки на греческом острове Родос — в окружении фигурок Гомера и Сократа в международном писательском центре. Думаю, тут явно не хватает скульптурного изображения Михаила Лермонтова, которого греческие писатели почти не знают. А разве в поэме «Корсар» (1828) он не воспевал свободу Греции? Конечно, в этой поэме можно найти влияние одноименной поэмы Байрона, впрочем, так же как и Пушкина, Бестужева-Марлинского. Греческие корсары были Лермонтову знакомы даже по газетным сводкам. Именно в 1828–1829 годах шла очередная Русско-турецкая война.
Все тот же романтический герой из славянских земель, с берегов Дуная устремился в Грецию, чтоб «…турок сабля роковая / Пресекла горестный удел». Не так ли и в жизни Лермонтов упорно стремился к боевым походам, всерьез подумывал уехать в Персию или в туркестанские походы, в крайнем случае на Кавказ? И вот уже перед героем «Геллеспонт седой, широкий, / Плеская волнами, шумит…»: шумит этот Геллеспонт или, иными словами, пролив Дарданеллы до сих пор и у меня за окном, шумит не переставая. И грозных скал много, и слышен свист ветров, и башни гордые крепостей рыцарей-госпитальеров встречают поныне удивленный взор… И вот уже виден лермонтовский герой — атаман греческих морских разбойников — корсаров. Спасая разбитое греческое судно, он встречает на нем молодую обессиленную гречанку. Сердце героя поражено, звезду гречанки затмила туча злая…
С тех пор, друзья, и я стенаю,
Моя тем участь решена,
С тех пор покоя я не знаю,
Но с тех же пор я омертвел,
Для нежных чувств окаменел.
Конечно, романтизм, конечно, Байрон, но как уже тогда предвосхищена вся лермонтовская судьба, как поэт предвидел будущую окаменелость своих нежных чувств! Все его юношеские стихи и поэмы, включая великолепную севернорусскую песнь «Последний сын вольности» (1831), восходят к двум темам — борьба за свободу (русских от варягов, греков от турок и т. д.) и элегия об одиночестве и несчастной любви.
Когда перед юношей легко разворачивается пространство, меняются эпохи, цивилизации, гибнут герои, до простой учебы или простых товарищеских настроений времени нет. Учение проходит как бы автоматически. И благодаря великолепной памяти и обширным знаниям более чем благополучно. Он уже готовит свой рукописный сборник стихов 1829 года, куда помещает и стихотворение «Поэт». Думает об издании рукописного журнала. Похоже, и товарищи ему более всего нужны — для литературных занятий.
Много и вполне справедливо пишут об одиночестве и нелюдимости Михаила Лермонтова, но как-то редко называют причины такого характера. Я думаю, и в этом виновата прежде всего столь эгоистично любившая его бабушка. Почти все дети учились в пансионе и жили в нем же — так формировался коллектив, складывались дружеские отношения. Михаил Лермонтов поступил в пансион в 1828 году, но, не желая расставаться с внуком, бабушка определила его полупансионером, то есть после занятий слуги отвозили Мишеля домой. Так было и в дальнейшем, даже из юнкерской школы бабушка умудрялась зачастую забирать внука к вечеру домой, сняв квартиру рядом. И в летних лагерях в Царском Селе внук предпочитал по возможности проводить время в снятой там же бабушкой квартире. Всю детство и юность Михаил Лермонтов жил наособицу от своих товарищей, вот и выработалась привычка к одиночеству. Вращался он исключительно в кругу родственников и знакомых семьи, это тоже усиливало замкнутость и отчуждение. Потому и развивался он не в кругу друзей, а в кругу книг, жил в мечтах, в обществе книжных героев. С одной стороны, его окружал не очень интересный мир средних помещиков, с другой — мир Байрона и Шиллера, Вальтера Скотта и Пушкина… Из книг прорастала вся юношеская поэзия Лермонтова. Он и на занятия в пансион приходил с книжкой в руках. Если лекция была ему не интересна, читал книгу.
Не случайно его товарищ по пансиону А. М. Миклашевский позже вспоминает: «Всем нам товарищи давали разные прозвища. В памяти у меня сохранилось, что Лермонтова, не знаю почему, — прозвали лягушкою. Вообще, как помнится, его товарищи не любили, и он ко многим приставал. Не могу припомнить, пробыл ли он в пансионе один год или менее, но в 6-м классе к концу курса он не был. Все мы, воспитанники Благородного пансиона, жили там и отпускались к родным по субботам, а Лермонтова бабушка ежедневно привозила и отвозила домой»
[20].
Пансион помещался на Тверской. Там, где сейчас находится почтамт, в самом центре Москвы: в доме Базилевского. Было в пансионе шесть классов, где обучалось до трехсот учеников. 4-й и 5-й классы Мишель благополучно окончил, на каникулы уезжая в Тарханы или же к родственникам в подмосковное имение Середниково. Иногда к нему из тульского имения приезжал отец Юрий Петрович, чему Мишель искренне радовался. В письмах Лермонтова упоминаются два преподавателя: инспектор М. Г. Павлов и Д. Н. Дубенский. Дубенский учил ребят русскому языку, знакомил с народной поэзией. Павлов собирался издавать рукописный журнал из сочинений своих учеников, взял для сборника поэму Лермонтова «Геркулес и Прометей», он расхваливал и стихи его, и созданный им журнал. Павлову не удалось сделать сборник из произведений учеников, но стихотворение Михаила Лермонтова «Весна» он опубликовал в 1830 году в московском литературном журнале «Атеней». Это была первая публикация стихов великого русского поэта. И было Мишелю в ту пору всего 14 лет.
