«Атака будет ночью, — приказал Суворов своему отряду, — с храбростью и фурией (яростью) российских солдат!» Замысел был прост. Две ударных отряда пехоты с россыпью стрелков и резерв форсируют реку под огнем, перелетают горы и овраги, «срывают» вражеские батареи и уничтожают турецкие лагеря один за другим, по частям. «Резерв без нужды не подкрепляет, а действует сам собой… Турецкие обыкновенные набеги отбивать по обыкновенному наступательно!» А подробности зависят от «обстоятельств, разума и искусства, храбрости и твердости господ командующих». «Возвращение по эту сторону (Дуная) быть надлежит по окончании действия и разбития турок во всех местах».
Ставка на инициативу офицеров была бы понятной, если бы Суворов знал их очень хорошо и сам учил войска. Но он прибыл к своему отряду 6 мая, за 4 дня до атаки! И развернул такую кипучую деятельность, что не только успел тщательно разведать противника, но и убедился в надежности русских офицеров. Вместе с тем он оказал им огромное доверие. Если бы они, как было принято, ждали в суматохе ночного боя приказов, не атаковали «с фурией» и не приходили немедленно на помощь друг другу, полководческая карьера Александра Васильевича могла оборваться в самом начале…
Приказывая атаковать с яростью, Суворов призвал «весьма щадить жен, детей и обывателей, хотя бы то турки были, но не вооруженные». Повелевая в Туртукае все «сжечь и разрушить палаты так, чтобы более тут неприятелю пристанища не было», генерал велел не трогать «мечети и духовной их чин для взаимного пощажения наших святых храмов». Такое человечное отношение к иноземцам и иноверцам с трудом утвердилось в европейских армиях к концу XX в., и то часто на словах. Суворов насаждал его железной рукой. Нравственное превосходство было в его глазах залогом победы. Особенно при крайнем неравенстве сил, которое беспокоило даже его.
Турецких солдат было по восемь на одного суворовского. Согласно легенде, утром командующий Первой армией П.А. Румянцев получил донесение: «Слава Богу, слава Вам; Туртукай взят, Суворов там». Такого документа не найдено. Вместо него мы имеем рапорт Суворова его командиру И.П. Салтыкову: «Ваше сиятельство! Мы победили. Слава Богу, слава вам» (Д I.488; П 31). Над горами и оврагами, разбитыми турецкими батареями и лагерями стоял еще чад догорающих строений и взорванных складов. Турецкой рати более не существовало.
Русские отдали воинские почести 26 своим «чудо-богатырям», принявшим смерть «с неустрашимым духом». Отвага их, сказал Суворов, «крайне страшна была неприятелю», который «пришел в отчаяние и страх, бежал, куда только глаза путь давали». Умело отрезываемые, турки находили везде погибель. «Похвально было видеть, что ни один солдат в сражении до вещей неприятельских не касался, а стремились только поражать неприятеля».
Александр Васильевич был контужен, атакуя батарею на «превеликой крутизне», но до конца командовал сражением. Он был в восторге от победы в первой, на его взгляд, «настоящей войне», радостно цитировал Г.Ю. Цезаря и надеялся получить орден Св. Георгия II класса. «Подлинно мы были вчера veni, vedi, vince, — писал он Салтыкову, — а мне так первоучинка» (Д I.489; П 32). В боях против пруссаков Суворову приходилось командовать и большими силами, с не меньшим успехом, но тогда его боевая система только формировалась. Первым уроком ее применения против реального врага, а не просто «партизан», стал Туртукай.
Шесть знамен, двенадцать пушек, десятки речных судов взяли победители. Туртукай был «выжжен, обращен в пепел и вконец разорен». Его население Суворов переправил на безопасный русский берег и ходатайствовал о «протекции Ее Императорского Величества» к этим невинным жертвам войны (Д I.490–495).
Победитель тщетно ждал на западном берегу ответного удара врага: «Неприятель не только мне не делает набегов, но ниже малейшего покушения открыть не отваживается, будучи приведен в несказанную робость удачливым нашим под Туртукаем поиском». Так и не дождавшись противника, Суворов отвел отряд за Дунай (Д I.496). Успешные рейды за Дунай Вейсмана, Потемкина и Суворова оказались тщетными: главные силы в наступление не пошли. Пытаясь хоть как-то усилить свои войска подкреплениями, Румянцев перенес форсирование Дуная на месяц. В начале июня Вейсман и Потемкин снова повели войска за Дунай, за ними планировалось наступление Румянцева. Суворов, который все время вел тщательную разведку и боролся с разведкой противника
позже других, но все же получил приказ наступать.
Бурной ночью 17 июня 1773 г., болея тяжелейшей лихорадкой, от которой едва не умер
,
[44] он нанес еще более мощный удар по обновленной и усиленной Туртукайской рати. 2,5 тысячи русских солдат наступали проверенным в прошлом бою новым строем: походными колоннами, имея приказ «идти на прорыв, выигрывая… хребет горы, нимало не останавливаясь, голова хвоста не ожидает!». По опыту первого поиска на Туртукай войска шли стандартными во время выдвижения войск 6-рядными колоннами, повзводно, с минимальным расстоянием между взводами и интервалом в 50 шагов между батальонами. Этот «пунктир» оказался удобен для сохранения строя при погрузке на суда, высадке, движения по берегу и в атаке.
Гениальное осмысление нового боевого строя, колонны, изобретение которого припишут впоследствии генералам революционной Франции, уже в диспозиции к атаке на Туртукай 17 июня превзошло все то, что изобрели французы. «Колонна будет одна», — указал Суворов, но этот единый строй был четко структурирован. Вся пехота была разделена на взводы в 6 рядов, которые «так переправляются на судах и пойдут быстро и мужественно на атаку взводной колонной», причем каждый взвод подкрепляет впереди идущий. Образовавшаяся единая колонна взводов состоит из 5 частей, побатальонно, со своими командирами, причем первый батальон, с гренадерами для штыковой атаки впереди, имеет перед собой россыпь егерей, а за последним, арьергардным, у которого также рота гренадер «в хвосте», россыпью действуют иррегулярные стрелки-арнауты.
Батальоны Астраханского, Копорского и Апшеронского пехотных полков подкреплялись сзади колонной кавалерии Ингерманландского карабинерного и двух казачьих полков, составивших 6-ю часть колонны и наступающих также с интервалом в 50 шагов. Спешенная конница должна была «действовать сама собой», не оглядываясь на пехоту, завершенность колонны которой Суворов специально (по его словам) обозначил «гренадерской ротой в хвосте». Но колонну спешенной, вооруженной мушкетами со штыками кавалерии также поддерживали огнем стрелки в рассыпном строю. Этих стрелков выделял батальон Фишера, отдельно оставленный «в арьергарде и резерве» наступающих частей.
Открыв новый боевой строй 9 мая 1773 г., Суворов перед атакой 17 июня четко сформулировал способ его боевого применения, при форсировании Дуная под прикрытием береговых батарей в три рейса, с пехотой впереди и кавалерией в конце. «Идти на прорыв, выигрывая прежний хребет горы, нимало не останавливаясь, голова хвоста не ожидает, он всегда в свое время поспеет, как прежний благополучный опыт доказал. Командиры частей колонны или разделений ни о чем не докладывают, но действуют сами собой с поспешностью и благоразумием». В случае сильных фланговых атак противника или удержания ими крепких укреплений командиры батальонов могли бросить на них одну или две роты, в крайнем случае — повести на них весь отряд. Но лучше отражать нападения огнем с крыльев колонны. Практически невозможно, писал Суворов, чтобы противник вклинился в «интервал марширующей колонны», да это было бы и бесполезно: «следующее отделение их тотчас выжмет». В заключение полководец нашел место в колонне для пушек. Две пушки без зарядных ящиков должны были переправляться в конце, с кавалерией, но, имея лошадей и двойное число артиллеристов, догнать колонну пехоты и стать во второй от головы отряд. Взяв хребет горы, для атаки на последний турецкий лагерь Суворов предусматривал возможность, сохраняя интервалы, развернуть колонну фронтом к Дунаю, построив в каре «с крыльев по одной только роте, но сильной». В этой атаке тяжелая кавалерия при поддержке казаков и авангард пехоты образует первую линию, два полка пехоты и кавалерией — вторую. Противника следует смести «к переправе на наш берег» и уничтожить, «если где кучка турок будет просить их аман (пощаду), то давать», убежавших недалеко преследовать кавалерией, а пехоте вновь построить колонну на хребте горы. Неприятельские суда и «артиллерию турецкую весьма всю в целости забрать с лафетами» (Д I.545).
