«Потерял он всю свою артиллерию, обозы до последнего колеса, — добавил Суворов в другом донесении Веймарну. — Шифровал азбука малого ключа, за подписью Вашего высокопревосходительства, найдена в отбитых его письмах, которые потом к Вашему высокопревосходительству перешлю» (Д I.325). Русские шифры, как видим, были известны мятежникам.
Бой продолжался с предрассветного часа до 11 утра. Кончив дело, Суворов, «собрав все войско, маршировал к местечку Несвижу 6 миль, куда прибыл пополудни в 9-м часу». Оставшиеся от разгрома гетманские полки направились по домам, сам Огинский бежал за границу с десятью гусарами.
«Помощью Бога, — написал Суворов в Главную армию Кречетникову, — войска ее императорского величества команды моей разбили гетмана Огинского, впятеро сильнее нас… Гетман (талантливый композитор, инженер и писатель, но не полководец. — Авт.) ретировался на чужой лошади в жупане, без сапог, сказывают так! Лучшие люди убиты или взяты в плен… для эскорта пленных нас недоставало. Простительно, если Ваше превосходительство по первому слуху этому сомневаться будете, ибо я сам сомневаюсь. Только правда. Слава Богу! Наш урон очень мал» (Д I.326).
КРАКОВСКИЙ ЗАМОК
«Простите, батюшка! Бедного старика Стакельберга».
После победы под Столовичами в Литве оставалось только брать в плен разбежавшихся бунтовских офицеров, выкапывать зарытые неприятелем пушки да разыскивать подобранную кем-то из нижних чинов и ловко проданную в команду Древица гетманскую булаву (Д I.327–329). Многолетние старания поляков и иноземных эмиссаров «поджечь Литву» оказались напрасными. В Главной армии, тылы которой грозили запылать, а затем и в Петербурге вздохнули с облегчением.
Недоволен был только Веймарн (Д I.330), пытавшийся возбудить дело о неподчинении Суворова приказу. Однако на его место уже ехал в Польшу генерал-майор Бибиков — старый знакомый и единомышленник Александра Васильевича. Имя Суворова стало известным: сам Фридрих Великий рекомендовал полякам его опасаться. Вернувшись в Литву, полководец получил орден Георгия 3-й степени (пожалованный ему еще 19 августа за Ландскрону и Замостье), а 20 декабря был награжден орденом Александра Невского за «совершенное разбитие Литовского гетмана графа Огинского».
Эта победа расстроила французов, успевших вложить в конфедератов изрядные деньги. 7 октября 1771 г. свеженазначенный министр иностранных дел Франции герцог д'Эгильон писал послу в Варшаве Жерару: «Надежды на Огинского и его первые успехи усилили наши ожидания. Но поражение его и еще более упадок духа этого магната разрушили все расчеты, которые можно было основывать на Литве»
.
Чуть раньше, в сентябре 1771 г., французский генерал барон де Виоменвиль с большой группой офицеров прибыл в Польшу. Найдя конфедератов «в отчаянном положении», барон понял, что крупные операции с ними планировать невозможно. «Потребен блистательный подвиг для того, чтобы снова поддержать» движение и вдохнуть в его участников мужество
. Генерал мыслил верно: именно романтический подвиг способен был вдохновить шляхту на новые безумства.
Между французами и поляками началось соревнование. Уже в конце года четверо шляхтичей осуществили смелый замысел Казимира Пулавского и… похитили из Варшавы польского короля. Но шляхтичи были истинными поляками. В последний момент они перессорились, и один из них помог Станиславу Августу вернуться во дворец. Французы готовили свои козни намного дольше, с учетом как собственных, так и польских традиций. Возглавил их операцию полковник Шуази.
Базируясь в укрепленном Тынце, на Висле, совсем недалеко до Кракова, французы с командой преданных им поляков вознамерились захватить… Краковский замок. В январе 1772 г. с помощью подкупленного трактирщика их агенты тайно делали проходы в крепостной стене, подпиливая решетки сточных труб: канализация в замке была древняя и мощная. Главная роль отводилась женщине: прекрасная панна должны была обольстить коменданта Кракова и заставить его снять в замке наиболее важные посты. Увы, с ноября 1771 г. комендантом был уже не фон Эбшелвиц, а старый больной полковник Штакельберг; на охране же стояли солдаты Суздальского полка
.
Сложность задачи только взбодрила героическую панну. В считанные недели Штакельберг омолодился, надел польский костюм и не отставал от своей любовницы, вовсе забросив караульную службу. За ним разленились офицеры и солдаты. Говорили, что полковник не только отменил рунды и дозоры, но даже снял в ключевых местах часовых, которые «мешали его панне почивать». Зная польских женщин, могу сказать, что старого служаку трудно винить. Его даже Суворов простил.
«Ксендзы и бабы голову ему весьма повредили, — деликатно заметил на эту смущающую тему Александр Васильевич. — …Опасаясь, чтоб ксендзов и баб никогда не тревожить, разрядил он ружья, да и по просьбам их снимал часовых, а того часового действительно свел, которой был у скважины, где французы вошли». Уважение к религии, почтение к дамскому полу, — похоже, генерал-майор сразу после разговора с Штакельбергом начал понемногу оправдывать его перед начальством.
Непонятно только, при таком успехе польского заговора зачем французам понадобился канализационный сток. «К ним все ходили, кто хотел, — пишет Суворов Бибикову, — а от утрени, когда каноники ходят в замок, с двух часов по полуночи и ворота замковые отворяемы были» (П 22). Просто галлам не романтичным казалось в них войти…
Вокруг Кракова все было спокойно. Промыслы в Величке надежно охранялись. Получив от Бибикова карт-бланш, Суворов быстро выстроил надежную систему обороны по образцу Люблинской и в Краковском, и в соседнем Сандомирском воеводствах. В охране порядка отлично проявляли себя пять королевских кавалерийских полков генерал-поручика графа Франциска Ксаверия Броницкого. Конфедераты опухли от голода и притихли.
Французы старались не нарушать этой идиллии. Лишь в ночь с 21 на 22 января 1772 г. отряд из 600 бойцов под командой Шуази тихо прокрался в Тынец. Оттуда на лодках, отталкиваясь шестами, чтобы не плескать веслами, они достигли Кракова и, накинув, чтобы сливаться со снегом, белые одежды кзендзов, подкрались к стенам замка. Два отряда из трех нашли нужные отверстия и проникли в крепость.
Лишь тучный Шуази задержал свой отряд, заткнув могучим телом канализационный сток, по которому не смог пролезть. Вытянув командира за ноги, его бойцы тихо отступили в Тынец. Один бедолага трактирщик, показывавший французам дорогу, попался в руки русского дозора (который, стало быть, не был вовсе отменен). Тем временем отряды Антуана де Виоменвиля (племянника генерала) и капитана Салиньяка сняли часовых, захватили главный караул (из него спаслось лишь 20 солдат) и открыли ворота основным силам. Всего в замок вошло 500 человек с четырьмя орудиями.
Штакельберг в это время танцевал со своей панной на балу. Он был без шпаги, когда в залу полезли перемазанные нечистотами французы и шляхта. Никто не ожидал, что старик дико оскорбится, некуртуазно сунет кулаком в лики витязей, вырвется из зала и поднимет тревогу. Между тем от мысли, что скажет ему Александр Васильевич, у Штакельберга выросли крылья. Той же ночью полковник повел на замок отряд гренадер. Попытка взломать ворота не удалась: поражаемые из бойниц и окон солдаты откатились. Через полчаса секунд-майор Сомов с гренадерами вновь атаковал ворота, а капитан Арцыбашев вскарабкался на вал к крепостной калитке. Но укрепленный ими же самими замок устоял.
