– Никак, вождь, – прохрипел Люм. – Я его не чувствую. А еще есть сильные помехи.
– Я так и подумал, – меланхолично заметил «трехглазый». – Они нас раскусили. И установили защитный экран, чтобы мы не могли воздействовать на гладиаторов. Этого следовало ожидать. Маркитанты – не дураки.
– Что же делать? Может, пересядем на другую трибуну?
– Не годится. Это будет выглядеть как признание нашей вины. К тому же они поймут, что мы обо всем догадались. Уж лучше пусть пока находятся в неведении.
Взмокший от пота Люм без сил опустился на табуретку и пробормотал:
– Бесполезно, я не могу пробиться… Что же делать?
– Теперь ты понял, почему я взял с собой Лыса? – спросил Руго.
– Кажется, да. Он подстрахует нас с трибуны для мутантов, верно?
– Вот именно, подстрахует. К сожалению, на большее он не потянет. Телепатируй ему, чтобы он контролировал Зубача.
– А Спартак? Кто будет воздействовать на Спартака?
– Лыс не справится – ему не вскрыть блокировку третьего уровня. Я займусь этим сам.
Вождь сидел нахохлившись, спрятав лапки в карманы теплого халата. Со стороны могло показаться, что шам мерзнет, но это было не так, потому что не могло быть вообще. Шамы умели регулировать температуру тела в зависимости от окружающей среды, потому и выжили в жесточайших условиях ядерной зимы. Так что сейчас Руго не мерз, а сосредотачивался.
– Но как ты сможешь заняться Спартаком? – спросил Люм. – А экран? Он же непроницаем.
Вождь, усмехнувшись, промолчал. Экран? Нет, Люм все-таки глупец. Неужели он всерьез решил, что трехглазого шама может остановить какой-то защитный экран? Если понадобится, то он, всемогущий Руго, лишь одной силой мысли прожжет лобовую броню тяжелого танка. Поэтому защитное стекло – не проблема. Проблема в другом.
При желании Руго мог бы убить Спартака в считаные секунды. И никакая блокировка здесь не помогла бы. Но «трехглазый» не собирался убивать гладиатора. По крайней мере – сейчас. Победа в схватке в данном случае Руго не интересовала. Подумаешь, выручат в случае победы Зубача несколько сотен золотых монет. Да хоть тысячу! Не в деньгах счастье.
Руго был авантюристом и азартным существом. А еще он считал себя выдающимся интеллектуалом, обожавшим разгадывать сложные загадки. Именно с такой загадкой он сейчас столкнулся. И должен был ее разгадать во что бы то ни стало.
Мешало одно – блокировка сознания Спартака. Ее установил неизвестный псионик очень высокой квалификации, возможно – трехглазый старший шам. Руго собирался вскрыть блокировку, чтобы получить ответы на беспокоящие его вопросы. Именно с этой далеко идущей целью он выставил своего бойца против гладиатора маркитантов и не собирался отступать…
* * *
Игнат, прервав разговор с Тимом, двинулся вдоль ограждения к центральному входу на арену. Тим пошел следом. Он увидел, что с противоположной стороны поля навстречу им тащатся двое работников с носилками. В первый момент Тим не разглядел, что лежит на носилках. Но, присмотревшись, догадался – человек.
Тим и шпрехшталмейстер оказались у калитки раньше. Тим подумал, что сейчас они выйдут на арену. Однако Игнат остановился и, выставив руку шлагбаумом, сказал:
– Стоп, Тимофей. Пока побудешь здесь.
– Пока – это…
– Пока – это пока! – оборвал маркитант. – Стой здесь до особого распоряжения. И наслаждайся зрелищем.
– Каким?
Но Игнат не ответил, переключив внимание на приближающуюся процессию. Сбоку от носилок плелся вооруженный карабином маркитант, и шпрехшталмейстер, шагнув к нему, спросил:
– Как он?
– Еле дышит, – отозвался охранник. – Перестарался палач.
– Главное, что живой. Еще не хватало, чтобы окочурился раньше времени, – сказал Игнат. И распорядился: – Тащите его на арену, прямо к тележке.
Мужики с носилками неторопливо прошли мимо Тима. Ему бросилось в глаза, что человек по шею укрыт серой простыней. Местами на ней проступали багровые пятна, и Тим машинально отметил, что это кровь. Затем он перевел взгляд на голову человека и в первую секунду не узнал его – уж слишком изувечено было лицо. Но, вглядевшись, узнал Фрола.
А вот тот, скорее всего, ничего не видел, потому что лежал с опущенными веками. Однако постанывал и всхрипывал – Тим даже отметил, как пузырится кровь на разбитых губах. Теперь он окончательно понял, что подразумевал Игнат, когда говорил о царице доказательств. Фрол признался в измене под пытками! Но изменник ли он?
Работники, следуя за Игнатом, занесли носилки в открытый проем, и Тим услышал, как зашумела на трибунах публика. Но ему заглянуть на арену не удалось, потому что охранник захлопнул калитку. Тогда Тим отошел к ограждению и просунул голову в щель между досками – благо она была широкой и могла бы вместить башку фенакодуса. Поэтому остальное, по выражению Игната, зрелище развернулось на глазах Тима.
Он увидел, как работники дотащили носилки до тележки с колесом и поставили их рядом на землю. Шпрехшталмейстер в это время вынул из напоясной сумки свернутую в трубочку бумагу и начал представление. Сначала он выкрикнул:
– Уважаемая публика! Дамы и господа! Гул на трибунах стих, и маркитант продолжил: – Сегодня вас ждет незабываемое зрелище. Совершенно бесплатное, в качестве бонуса к основной программе. Сейчас вы увидите… вы увидите… – Он набрал в легкие побольше воздуха и проорал: – Вы увидите казнь изменника!!
Публика отреагировала дружным «залпом» раскатистого рыка и довольных воплей. Шпрехшталмейстер выждал несколько секунд, давая народу выпустить накопившийся пар эмоций, и поднял руку. Затем крикнул:
– Внимание! Прошу минуточку внимания! Итак!
Он развернул бумагу и зачитал, делая выразительные паузы:
– «Постановление особой тройки! Согласно уложению о преступлениях и наказаниях… в соответствии с пунктами «а», «б» и «в» статьи тринадцать… за измену интересам клана маркитантов и шпионскую деятельность, нанесшую клану необратимый ущерб… а также за нарушение воинской присяги и клятвы на верность клану… ефрейтор взвода охраны Фрол Безродных приговаривается… к смертной казни… через четвертование!»
На этот раз публика взвыла не по-детски. Визг и гвалт поднялся такой, будто одновременно резали дикую свинью и кастрировали удильщика. Но это был визг восторга. Что поделаешь, если большая часть человекоподобных существ привыкла именно таким способом выражать свои положительные эмоции. И повелось так не в двадцать третьем веке, а со времен Адама и Евы.
Впрочем, трибуна для людей отреагировала на объявление сдержанно. Ведь большинство публики на ней составляли маркитанты. И они догадывались, что к столь жестокой казни верхушка клана прибегла умышлеено. Это был недвусмысленный посыл всем остальным маркитантам: «Смотрите! И мотайте на ус».
Понимая, что толпа вошла в раж и утихомиривать ее дальше нет смысла, Игнат не стал продолжать свою речь. Сделал условный жест и отошел в сторонку – к ограждению. Получив команду, работники закинули на колесо тело Фрола и начали шустро приматывать его веревками. Тем временем распахнулась калитка для мутов в боковой части ограждения, и на арене появилось еще одно действующее лицо – палач.
