— Марк тебя тоже зовет, Юлик.
— Зачем?
— Вот бы и спросил у него сам… Не хочешь?
— Хм… Как ты это себе представляешь, интересно? Нет, совсем не хочу.
— Ты просто боишься его, вот и все. Но, по-моему, лучше попросить прощения у того, с кем когда-то поступил подло, чем всю жизнь прятать голову в песок.
Юлик дернулся, глянул на сестру так, будто она собиралась дать ему пощечину, но передумала. Втянул голову в плечи, спросил сердито:
— Умная стала, да? Воспитывать меня будешь?
— Да, я умная стала. Наверное, я и раньше была умной, только не знала об этом. И ты себя не знаешь, Юлик. Даже не представляешь, какой ты на самом деле. Может, совсем другой человек.
— Да, хорошо бы узнать, какой я на самом деле человек. Но все равно — никуда я ехать не собираюсь, и не уговаривай меня. И не подумаю даже.
— Да я не уговариваю, я и сама на сегодняшний день не готова. Может, потом? Пусть время пройдет. Время все меняет, правда? Можем мы на это надеяться, как ты думаешь?
— Не знаю… Может, ты и права, пусть время пройдет. Может, мы научимся дышать по-новому, видеть, слышать и чувствовать по-новому, сменим состав крови, распознаем в себе другого человека, примем другое внутреннее обличье. Ведь есть же оно у нас, природой заложено какое-то, а, Жанка? Если внутри нас очищенная временем кровь потечет, возьмет да и проявится наша природа? Может, еще не поздно?
— Я тоже на это надеюсь, Юлик. Но что мне Марку ответить? Сейчас мы не поедем, а когда? Может, весной?
— До весны дожить надо, там видно будет… У тебя картошка горит, между прочим.
— Ой! — заполошно кинулась Жанна к плите, скомандовав на ходу: — Юлик, у меня мобильник в сумке звонит, я слышу… Достань, пожалуйста! У меня руки заняты, я картошку спасаю!
— Ага, сейчас… Опять, наверное, Макс тебя домогается. И когда ты с ним помиришься, наконец?
— Не твое дело, понял? Открывай быстрее окно, и правда горим!
Промозглый февральский ветер ворвался на кухню запахами залежавшегося снега, тоской мерзлых тополиных стволов и усталостью вечернего города. Но это был бы и не февральский ветер, если бы не бежала за ним шлейфом-запахом едва заметная нотка скорой весны — еле уловимая, но вполне ощутимая. Та сама нотка, которая дарит уверенность и надежду — весна придет неминуемо.