Никто не услышал, как открылась входная дверь, как в прихожую тихо вошла Жанна. Сняла мокрую куртку и ботинки, прислушалась, медленно побрела по коридору в сторону кухни, проговорила в спину стоящей у плиты Маруси:
— Добрый вечер.
Маруся вздрогнула, обернулась:
— Ой, Жанна… Как ты меня напугала! Я не слышала, как ты пришла. Случилось что-то, почему ты вернулась? Погоди, телевизор выключу.
— Да ничего не случилось, Марусь, — покачала головой Жанна, медленно опускаясь на кухонный стул. — Скажи лучше, как операция прошла.
— Ой, хорошо прошла! Наша Танечка будет здорова! Я от счастья сама не своя, даже не верю.
— Да, ты счастливая, Маруся. Я за тебя рада. И за Марка тоже рада. И за Танечку.
— Спасибо. А ты почему такая бледная, Жанна? Устала? Голодная, наверное? Скоро ужинать будем.
— Нет, я не голодная, вообще о еде думать не могу… А где Марк?
— Он с тетей разговаривает. Мы пришли, а она лежит вся заплаканная.
— Мама жаловалась на меня, да? Это она из-за меня.
— Поэтому ты вернулась?
— Да… Ехала домой и вышла из автобуса. Такой осадок на душе нехороший. Наговорила ей…
— И теперь тебя совесть мучит?
— Не знаю, Марусь. Наверное, это не совесть, это как-то по-другому называется. Наверное, это отсутствие совести. Мне страшно от того, что я никакой вины не чувствую.
— Значит, это неправда, что ты ей наговорила?
— Нет, все правда! — с досадой махнула Жанна ладонью. — В том-то и дело, что все, все правда! Но от этого вовсе не легче! Наоборот…
— А что ты ей сказала?
— Ой, сейчас и вспомнить трудно. Я сама себя в этот момент не чувствовала, будто во мне какое-то второе дно открылось. Но точно знаю, что все сказанное — правда.
— И все-таки? Что ты ей сказала?
Жанна вздохнула, ссутулилась, прикусила губу. Помолчав, проговорила тихо:
— Сказала, что не люблю ее. Что жить с ней не могу и не знаю, как мне свой дочерний долг исполнить. Как себя заставить. Ну скажи, Марусь! Ведь бывает же у каждого такое состояние, когда он просто не может что-то сделать! Надо, но не может! И что тогда?
— Не знаю, Жанна. Трудно ответить. Каждый человек по-своему понимает слово «надо». И каждый человек может напугать сам себя словом «не могу». А у многих между «надо» и «могу» нет никакой разницы, это как единое понятие. Если надо, значит, могу, и точка.
— Вот и Максим так же говорит. Но он все видит со стороны, ему легче. Он вообще очень рассудительный, я бы даже сказала, меркантильный. Но кто нынче не меркантильный? Все такие…
— Максим — это твой мужчина?
— Да, мы вместе живем. И он говорит мне — надо, Жанна. Надо взять себя в руки, сжать зубы, и терпеть, и ухаживать за мамой, как положено родной дочери. Хотя бы из-за квартиры. Чтобы потом наследовать. Мама ведь может все, что угодно, с квартирой сделать, по документам она полноправная собственница. Может и мошенникам ее завещать. Назло нам с Юлианом. С нее станется. Кстати, Максим именно вас и подозревает, что вы неспроста остались в квартире, а не уехали в гостиницу.
— Вот как?
Маруся обернулась от плиты, взметнула брови и весело уставилась на Жанну, будто предлагая ей также повеселиться. Жанна не выдержала ее взгляда, опустила глаза и, оглаживая руками худые колени, проговорила тихо:
— Это Макс так считает, не я…
— Понятно, — кивнула Маруся, снова отворачиваясь к плите. Немного помолчав, ответила уже вполне серьезно: — Скажи своему Максу, чтобы не волновался, мы скоро уедем. А еще ему скажи, что неприлично волноваться из-за чужого наследства, это не делает ему чести. А ты вообще любишь его, Жанна? Только честно?
— Если честно — не знаю. Да и можно ли в моем положении позволить себе кого-то любить?.. Нет уж, Маруся. Как говорится, быть бы живу, и то хорошо.
— Не поняла?.. Если не любишь, зачем тогда с ним живешь?
— Хм… Хороший вопрос, конечно. Хотя тут надо правильные акценты расставить. Не с ним живешь, а у него живешь, так будет вернее. А живу я у него, потому что с мамой жить не могу. И он это прекрасно понимает, по-моему. И позволяет себе… Погоди, я на звонок отвечу! — Жанна потянулась к сумке, брошенной на свободный стул. — Это, наверное, Макс! Он болеет, а меня уже долго дома нет. Волнуется, наверное.
Она выхватила из кармашка сумки телефон, глянула на дисплей, и лицо ее в ту же секунду переменилось, сделавшись настороженно-удивленным. Но звонок, хотя и с видимой неохотой, все же приняла.
— Да, Лена, слушаю. Ты по делу или просто поболтать хочешь? Говори быстрее, я очень занята!
— Ах, вон как… Занята, значит… Понятно… — тянула свой голос настырная Кукушкина, явно наслаждаясь настороженностью Жанны. — Какие вы с Максом оба занятые, однако, даже зависть берет! Я смотрю, он тоже занят… С девахой какой-то в кафе сидит… Ничего такая деваха, вполне симпатичная.
— В каком кафе, Кукушкина! Что ты болтаешь? У Макса температура высокая, он простужен, дома лежит!
— Что ж, рада твоей неколебимой уверенности, подруга. Но вынуждена ее расшатать, хотя и во благо. Тебе же во благо, заметь! И я пока не ослепла, даже очков не ношу… Вон он сидит, голубчик, через два столика от меня, деваху свою за белую рученьку держит и в глаза ей нежно заглядывает. О, им уже и горячее несут. И мне тоже, кстати… Подробности больше не нужны? Может, мне позже перезвонить, а то я есть страшно хочу, умираю?
— Спасибо, Кукушкина. Не надо перезванивать. Приятного аппетита, — зло бросила в трубку Жанна.
Впрочем в бог с ней, с Кукушкиной… Вовсе не исключено, что она подвирает из вредности, потому что Макс дома лежит, в свой постели. Куда он пойдет — больной? Хотя надо проверить… Все равно ведь не удержать себя в хлипкой уверенности.
Быстро кликнула его номер, застыла в напряженном ожидании. Маруся села за стол, смотрела на нее с участливой тревогой, хотя, судя по всему, не совсем понимала, что происходит.
— Да… Говори быстрее, я занят… — услышала она голос Макса и в ту же секунду поняла, что не врет Кукушкина, все так и есть. Но легче от этого не стало. Наоборот.
— Макс, ты где? — спросила уже автоматически.
— Я на работе. Меня вызвали, очень срочное дело. Наверное, в командировку придется ехать.
— Сегодня?
— А когда? Конечно, сегодня!
— А музыка?.. У тебя на работе всегда живая музыка играет, да? Она помогает справиться со всеми срочными делами?
Молчание. Слышно, как он сердито дышит в трубку. Не знает, что ответить. Растерялся.
— Ну, что ты молчишь, Макс? Ведь ты не на работе, правда? Ты в кафе сидишь? И с кем ты нынче ужинаешь, интересно?
