Иван отшатнулся, словно сбитый с ног потоком идущей от нее ненависти. На него смотрели десятки глаз, сочувствующих, любопытных, злорадствующих. Он был чужой. Здесь, да и вообще в этом мертвом городе, в котором женщины теряли молодость и красоту, а мужчины человеческий облик от полной безнадеги, которая правила бал. Тут у взрослых не было настоящего, а у детей будущего. Оттого и главным ощущением, которое сочилось из открытых форточек, щелей разбитых дорог, дверей убогих магазинов, была горечь. Горечь и страх.
Бросив последний взгляд на лежащего в гробу Гришку, точнее на то, что осталось от весельчака и балагура, здоровяка и добродушного силача Григория Маргулиса, Иван бросился вон, напоследок стукнувшись лбом о низкую притолоку зала. Ему срочно нужен был воздух. Холодный, влажный, колкий, пропитанный выхлопными газами воздух, от недостатка которого сейчас рвались его легкие.
Зачерпнув пригоршню снега, Иван начал растирать им лицо. Кашель душил его, выворачивал наизнанку. Он успел отбежать чуть в сторону от катафалка, стоящего посредине двора, и его вырвало.
— Иван Михайлович.
Тяжело дыша, Иван оглянулся. Перед ним стоял капитан, ведущий дело о поджоге. Сейчас Иван, как ни силился, не мог вспомнить, как его зовут.
— Вы меня?
— Да, вас. Вы не могли бы сейчас проехать со мной в отделение?
— Мог бы. А зачем? Выяснили что-то новое?
— В том-то и дело, что да. — Капитан как-то непонятно то ли улыбнулся, то ли оскалился. — Закончена экспертиза сгоревшего в доке имущества. Видите ли, уважаемый Иван Михайлович, как удалось установить следствию, на месте пожара была найдена ваша куртка.
— Моя куртка? — тупо спросил Иван. — Но у меня одна куртка, та, что на мне. Я никакой другой из дома не привозил. Еще ветровка летняя есть, в которой я приехал в ваш город, но она в прихожей на вешалке висит. Я ее сегодня утром видел.
— А вот сотрудники ваши говорят, что у вас на работе тоже была куртка. Вы в ней доки обходили, по баржам лазали.
Иван вспомнил, что да, такая рабочая куртка, практически спецовка, у него действительно была. Он купил ее в первом попавшемся магазине, когда понял, что без спецодежды не обойтись. Это была даже не куртка, а верх от утепленного костюма для зимней рыбалки, купленный в отделе «Охота». Она висела у него в шкафу в приемной, и он надевал ее тогда, когда собирался залезть в какое-нибудь не самое чистое место.
— Когда вы надевали свою куртку в последний раз, Иван Михайлович?
— Честно говоря, не помню. — Иван поскреб затылок. — Думаю, что в конце ноября — начале декабря. Потом вокруг меня так жизнь завертелась, что было уже не до проверки доков.
— А наличие куртки в шкафу вы проверяли?
— Нет. — Иван пожал плечами. — Невелика ценность.
— В общем, куртки в вашей приемной нет, и экспертиза показала, что это именно ваша куртка, тем более что вы в ее кармане зажигалку свою оставили. Серебряную «Зиппо».
Иван смутно вспомнил, что действительно давно не видел и зажигалку тоже. У него была дурацкая особенность все время рассовывать мелкие предметы по разным карманам, где они бесследно пропадали на долгий срок, а потом появлялись так же внезапно, как и исчезали. У него в ходу было с десяток зажигалок, рассованных по разным карманам и ящикам. Курил он нечасто, прибегая к сигарете как к средству последнего утешения, успокоения и приведения в порядок разбросанных мыслей, поэтому довольствовался той зажигалкой, которая в этот момент попадалась под руку. Серебряная «Зиппо» у него была, ее подарила Рита на один из праздников, которые принято было считать важными. Но где она и когда он ей пользовался в последний раз, Иван, естественно, не помнил. О чем и сообщил.
— Так в отделение-то проедем. — Собеседник проявил должную настойчивость, даже взял Ивана под локоток.
— Вы что, подозреваете меня в поджоге дока и убийстве Гришки? — спросил Иван, медленно закипая. Локоть он высвободил, независимо дернув рукой.
— Нет. Пока. — На последнем слове капитан сделал ударение. — Но нам нужно запротоколировать все ваши показания. Так что уж не отказывайте, а то повесткой вызову.
— Зачем такие сложности? — сквозь зубы сказал Иван. — В отделение так в отделение. Только уж извините, поеду я на своей машине.
— А это как вам будет угодно. — Капитан широко улыбнулся. — Только убедительная просьба по дороге никуда не сворачивать. Времени у нас немного, за вами по всему городу гоняться не хочется.
Жизнь обрастала все новыми неприятностями. Ожесточенно выкручивая руль в напрасной попытке объехать кидающиеся под колеса ямы, Иван невесело думал о том, что, судя по всему, становится одним из главных подозреваемых в деле о пожаре. Неизвестный ему мерзавец не только зачем-то сжег док и убил Маргулиса, но и сделал так, чтобы навести подозрения на самого Ивана. Зачем? Кто ненавидит его так сильно, чтобы попытаться упечь за решетку? Какой смысл поджигать пустой док? Что увидел или услышал Гришка?
Ответов на эти вопросы у Корсакова не было. Он не сильно расстроился из-за того, что попал в подозреваемые. Иван лучше других знал, что не был в ночь пожара в порту, а значит, волноваться ему не из-за чего. Хоть Селезнев, хоть друг Витька Полетаев вытащат его из задуманных кем-то неприятностей в два счета. Вон, даже у гаденыша Ромки на момент пожара нашлось алиби, так что повесить преступление на невиновного вряд ли получится.
Алиби… У него же есть алиби. Ночь пожара Иван провел в одной постели с Ритой, и этого преступник явно не учел. Рита может подтвердить, что после того, как он вернулся от Лиды и лег в постель, больше никуда не выходил до того момента, как ему позвонили и сообщили о пожаре. Может-то может, да вот только захочет ли…
Иван понимал, что Рита сильно на него обижена. А если она решит отомстить и скажет, что крепко спала и не знает, выходил ли он из дома? Да нет, что за чушь. Ему все равно ничего не грозит. Но интересно, как поступит Рита? Очень интересно.
За размышлениями Иван и не заметил, как доехал до районного отделения УВД. Капитан, сопровождавший его на ржавом, видавшем виды «уазике», уже припарковался рядом и с нетерпением смотрел в сторону Корсакова, мол, вылезать-то собираешься?
Решив, что от полицейского не убудет, если он подождет еще немного, Иван решительно набрал номер Риты. Она ответила сразу, будто ждала его звонка.
— Привет, Корсаков, — как-то невесело сказала она. — По какому делу звонишь?
— А я могу звонить только по делу? — уточнил Иван.
— Конечно. — Рита даже усмехнулась. — Личные наши отношения закончились, как я доехала до Питера, ты даже не поинтересовался. От тебя вообще не было ни слуху ни духу, впрочем, как и всегда. И твой звонок может свидетельствовать только о том, что тебе от меня стало что-то нужно. Скажи, что я не права.
— Ты права, — признал Иван. — Ты всегда права, Ритуль. Именно это порою и невыносимо. Я действительно скотина, что не поинтересовался, как ты доехала. Меня слегка извиняет только то обстоятельство, что я просил тебя позвонить, а ты этого не сделала.
