«Гай», которого Рахманин знал еще по Харбину, куда он был командирован летом 1926 г. «по делу организации хунхузов». «Гай» приступил к работе в конце августа 1927 г. в качестве «информатора», имел связи в военных кругах и был командирован Рахманиным в Нанкин;
«Тан», советник 33-го корпуса, брат «Петрова»; предпринимались попытки перевести его на службу в штаб Хэ Инциня или Бай Чунси;
«Блюм», коммунист, состоял в агентурной сети около года, являлся источником информации, переводил письма тайнописью из Шаньдуна;
«Связист», рекомендованный «Блюмом»;
«Учитель», сотрудничал около года, находился в Нанкине, ничем себя не зарекомендовал;
«Чарли», тот самый владелец лавки в Тяньцзине; теперь через него была установлена связь с шаньдунским звеном.
Кроме того, по утверждению Рахманина, имелись связи в Главном штабе, в Цзинани, и штабе 3-го корпуса шаньдунской армии.
В стадии вербовки находилась стенографистка ЦИК Гоминьдана в Нанкине.
Состав агентурной сети поначалу производил определенное впечатление. Однако в подавляющем своем большинстве это были «бумажные тигры» – впоследствии сам Рахманин признал невысокую эффективность своих агентов.
С ними была предусмотрена следующая организация связи, которая, правда, еще не была опробована. Донесения «Петрова», «Блюма» и «Чарли» и связанных с ними агентов должны были передаваться связнику в парикмахерскую, откуда доставлять эти донесения Рахманину должна была «Мария» (судя по всему, жена одного из сотрудников резидентуры).
Связь с «Жоржем» предполагалось осуществлять через вновь прибывшего переводчика Яранцева.
Личные встречи предусматривалось проводить на двух конспиративных квартирах. Системой связи предусматривалось посещение Портновым квартир агентов «Петрова» и «Чарли». Таким образом, поступление агентурных материалов осуществлялось через сотрудников официальных советских представительств в Шанхае, к тому же не имевших опыта агентурной работы. Портнов, невзирая на замечания, высказанные в его адрес Рахманиным, по-прежнему привлекался к организации агентурной связи.
В связи с оживлением коммунистического движения в Центральном и Южном Китае отношение нанкинского правительства к СССР все ухудшалось. Работа советских консульств протекала в особо тяжелых условиях: исходящая и входящая почта задерживалась военной цензурой, консульства фактически лишены были связи с Центром.
В то же время иностранной прессой была развернута кампания против консульств СССР с призывами организовать антисоветские выступления в день десятилетия Октябрьской революции.
7 ноября 1927 г. русские белоэмигранты при полном попустительстве местных властей совершили налет на советское генконсульство в Шанхае, находившееся на территории международного сеттльмента. Разъяренная толпа, только что прослушавшая молебен по убиенным членам семьи Романовых, ломилась в двери, собираясь разнести здание и уничтожить всех находившихся в нем женщин и детей.
Парадную дверь генконсульства, как вспоминал один из очевидцев, закрыть почему-то не успели. Со стороны речки Сучжоу под стенами генконсульства на барке, стоявшем на канале, соорудили виселицу и подожгли подвешенное чучело «коммуниста». Электричество было отключено, и на одном из окон верхнего этажа от керосиновой лампы вдруг загорелась портьера. Это придало смелости разъяренной толпе, и несколько человек ринулись к парадным дверям, намереваясь ворваться в здание генконсульства.
Спасла сотрудников счастливая случайность. Напротив парадного входа был установлен неисправный пулемет «максим», который незадолго до этого оставили в здании спасавшиеся от преследований повстанцы-коммунисты. При виде пулемета белогвардейцев-эмигрантов охватила паника, и они отпрянули назад, началась давка, в которой раздавили нескольких человек. Воспользовавшись замешательством и страхом нападавших, сотрудники генконсульства сумели закрыть парадную дверь, забаррикадировать ее железным щитом и припереть толстыми стальными стержнями, а наверху тем временем удалось потушить огонь.
Не обошлось и без применения оружия сотрудниками генконсульства. Это, по всей видимости, и явилось решающим фактором в обороне советского учреждения. Только после того, как все было кончено, появилась английская полиция сеттльмента.
Во время налета Рахманиным были уничтожены имевшиеся у него агентурные материалы и шифры.
15 ноября Б. Б. Бортновский, помощник начальника IV управления и одновременно начальник 2-го (агентурного) отдела, сообщил в Шанхай, что человек, намеченный для Ханькоу, выехал. Кличка – «Алексеев». Установить, кто скрывался под псевдонимом «Алексеев» («Алексей», «Густ», «Август»), не удалось. В одном из отчетов о нем можно прочитать, что «….Алексеев – Семенов, которого мы все считали скромным юношей», показал себя в Шанхае как «…довольно распущенный и легкомысленный человек».
Одновременно за подписью Бортновского в Харбин была направлена телеграмма с указанием сообщить «Ольге», что в Харбин прибывает проездом «Алексеев». Он должен был явиться на квартиру «Маркуса».
Спустя несколько дней новая телеграмма в Харбин, предназначенная для «Ольги» с указанием для передачи «Алексееву»: в Шанхае явиться к заведующему агентством КВЖД Горбатюку по адресу Сечен-Род, 29. «Алексеев» должен был сказать, что пришел продавать грузовой пароход, после чего спросить Михаила. «Ольга» – Ольга Александровна Миткевич198 – в 1927–1928 гг. была представителем Профинтерна в Китае.
Подобные указания являлись попиранием требований конспирации: нелегальному работнику предписывалось установить связь с официальными советскими представителями в Китае.
Широкое использование представлявшихся легальных возможностей за рубежом, в том числе и в Китае, привело в 1927 г. к тесному переплетению связей представителей международных организаций и разведки. Такое переплетение связей было основано на давнем знакомстве, предыдущей совместной работе, землячестве и, наконец, на осознании своей высокой миссии как представителей передового отряда коммунистов молодого Советского государства.
И все эти отношения продолжали сохраняться и после 1927 г., невзирая на запреты Центра, что являлось основанием для расконспирации сотрудников разведки, в первую очередь со стороны представителей международных организаций в Китае. И более того, Москва в лице руководящих органов разведки и международных организаций, в первую очередь Коминтерна, сама принуждала использовать сформировавшиеся связи для решения рабочих вопросов. Разрубить подобный «гордиев узел» в Китае не удалось никому ни в 1927 г., ни на протяжении последующего пятилетия.
Подобная ситуация представляла собой мину замедленного действия. И еще одна особенность, вытекавшая из переплетения связей представителей Москвы в Китае, – сложность идентификации их принадлежности к военной разведке: в лучшем случае выявленные посланцы Москвы проходили в глазах полиции как представители Коминтерна.
Встреча с Ольгой Миткевич в Харбине состоялась, и в начале декабря 1927 г. «Алексеев» прибыл в Шанхай.
