— Отважен…
— Да-да, отправился спасать морскую свинку.
— И очень-очень ненасытен!
— А это к чему… — договорить я не успела, потому что меня жадно и настойчиво поцеловали.
И целовали так, что перехватывало дыхание, а руки начали жить своей жизнью и скользить по сильному телу. Увлекшись процессом, я даже не сразу заметила, как оказалась на кровати, а мое наваждение лежало рядом и нежно касалось лица. Набрав в грудь побольше воздуха, я снова потянулась к его губам, но была остановлена серьезным взглядом.
— Не надо, родная. Я все-таки не железный.
— Прости… — вздохнула я, хотя мучениями капитана не прониклась, потому что хотела еще поцелуев. — О чем тогда поговорим? Может, почитаешь мне сказку?
— О «Вагусе»? — улыбнулся Ларион.
— Хотя бы и о нем, — улыбнулась в ответ. — Кстати, смешное слово «Вагус». Оно никак не переводится?
— Так, дай-ка подумать. Если припомнить наш древний… нет, не то. А если… Да, точно! С одного из островных языков «Вагус» переводится как «Скиталец». У них еще легенда есть о корабле-призраке…
И вот после этих слов я вздрогнула. Да так, что это не могло остаться незамеченным.
— Что случилось, родная?
— Да так, ничего. Просто подумала, что у одного охочего до женского внимания капитана дурное чувство юмора.
— Ты сейчас о ком?
— О мужчине, с которым я столкнулась в кафе. Этот ненормальный представился капитаном «Скитальца»!
— Я надеялся, что ты уже выкинула его из головы. — Вздох, и тихое: — Мне так ничего и не удалось узнать о нем перед отплытием. В судоходных журналах порта не было ни слова о корабле с подобным названием.
— И что это значит?
— Пока не знаю, — тар в задумчивости прошелся рукой по волосам, создавая творческий беспорядок на голове, — но мы все обязательно выясним.
И так страшно это прозвучало, что я даже не усомнилась: выяснит, определит степень вины и воздаст по заслугам!
Камень десятый
«Алата» неумолимо приближалась к порту, ведущему в шейханат. Пока капитан был на мостике, мне разрешили прогуляться по палубе, а точнее, по носовой части корабля. После происшествия с морским купанием Ларион боялся оставлять меня без присмотра за пределами каюты. Сидеть безвылазно в четырех стенах молодому активному организму было сложно, поэтому мне предложили вот такой выход: курсировать от бушприта к полубаку и обратно.
Порыв неожиданно налетевшего ветра взлохматил волосы и прогнал прочь сомнения. Я бросила лукавый взгляд в сторону капитана и смело направилась прямо по курсу. Опершись бедрами о фальшборт, так, чтобы не упасть, я раскинула руки в стороны и подставила лицо встречному ветру…
Сначала я не почувствовала ничего необычного — порывистые касания стремительного воздушного потока, насыщенного горьковато-солеными брызгами и пахнущего водорослями, жаркие солнечные поцелуи. И только ощущение свободного полета над волнами, проникающее постепенно в каждую клеточку, пробуждало во мне чувство детского восторга. Как только я вместе с кораблем покоряла очередной морской гребень, в груди обмирало сердце и потом пускалось вскачь, навстречу очередной волне.
— Балуешься? — неожиданно прошелестело у самого уха.
Я вздрогнула и открыла глаза. Вокруг — никого. Однако что-то изменилось. Касания ветра стали более мягкими, нежными. Он шаловливо окутывал меня с ног до головы, аккуратно расчесывая белые волосы, спутанные его резвым порывистым собратом. Я улыбнулась — да и как можно было не улыбнуться, когда о тебе так заботятся? Обернувшись и облокотившись на фальшборт, я попыталась отыскать глазами своего капитана и замерла. Щеки, и без того согретые жарким солнышком, налились пунцовой краской. На реях тут и там, как обезьянки, болтались моряки, не сводившие с меня пристальных взглядов. Над ухом раздался тяжелый вздох, но я снова никого поблизости не обнаружила. А прямо напротив, у капитанской рубки, возвышался тар Турмалинский собственной персоной и с хитрым прищуром наблюдал за одной раскрасневшейся особой.
Вдруг в его руках мелькнул белый листок, через несколько секунд и ловких движений ставший бумажной чайкой. Ларион размахнулся и запустил птицу в мою сторону Я с удивлением наблюдала, как постоянный спутник всех рыбаков, легко преодолевая встречный ветер, планирует прямо ко мне в руки. Поймав посланника, я развернула его и прочла:
«Милая Армель, спустись, пожалуйста, в каюту. Через час мы прибудем в порт. Не стоит отвлекать команду от обязанностей».
Губы непроизвольно растянулись в улыбке. Какой он все-таки заботливый. Заранее беспокоится о том, чтобы при прохождении бухты все были сосредоточены на своих обязанностях и мы пришвартовались без происшествий.
Я аккуратно сложила листок и убрала в карман, продвигаясь вдоль борта к спуску в трюм. Взгляд непроизвольно зацепился за горизонт. Погода стояла ясная, и границы, отделяющей блестящее в лучах море от голубого небосвода, было почти не видно. Оттого плывущий вдалеке корабль казался висящим в воздухе. Он как будто летел над водой, раздувая белые паруса.
Разместив ладонь козырьком над глазами, я впитывала в себя чудесное видение, силясь рассмотреть хоть какие-то детали судна.
— Что тебя так привлекло в этом пейзаже? Он почти не менялся за время нашего плавания.
От прозвучавших за спиной слов легкая дрожь пробежала по позвоночнику. Никогда бы не подумала, что могу так чутко реагировать на тембр мужского голоса.
— Тебе не кажется, что этот корабль будто висит в воздухе? А небо утонуло в море, перевернув все с ног на голову?
— Какой корабль, моя снежинка? Судя по твоим поэтическим словам, на горизонте мелькнул мираж. Это бывает при такой ясной погоде. Горизонт действительно сливается в единое полотно мироздания. — Руки Лариона легли на талию и прижали на мгновение к сильному телу. Капитан поцеловал меня в висок, а затем повернул в сторону двери, наградив легким шлепком. — А теперь марш в каюту, и очень прошу не покидать ее, пока я не спущусь за тобой.
— Кто я такая, чтобы перечить капитану? — хмыкнула я и пошла выбирать наряд для прогулки в порту.
* * *
Мое одиночество несколько затягивалось. Я уже выбрала подходящий наряд и приступила к измерению каюты путем пересечения ее из конца в конец и обратно. Трепетное волнение, бурлящее в крови в ожидании реакции капитана на мой выбор, уже улеглось. Ему на смену приходило волнение другого рода — почему мне так долго не разрешают покидать эти надоевшие стены? По моим ощущениям и по тому, что удалось разглядеть в иллюминатор, корабль уже пришвартовался. Но за дверью не раздавалось ни звука. Только крики чаек и шум с набережной доносились из приоткрытого окна. Подумав о чайках, я непроизвольно полезла в карман и достала давешний листочек. Еще раз перечитала заботливые строки и вздохнула, а мгновение спустя с легким вскриком отскочила в сторону. Безобидная с виду бумажка начала сама по себе складываться, вновь становясь белой птицей, которая взмахнула крыльями и, сделав круг над столом, выпорхнула в сторону моря.
