— А его нет дома… — немного оробев, пролепетала Марина.
— А вы кто? Его жена?
— Да. Я его жена.
— Что ж, тогда придется говорить с вами. Меня зовут Ира. А вас, насколько я знаю, Мариной зовут?
— Д-да… А в чем, собственно?…
— А дело в том, дорогая Марина, что я мать Насти. Только не говорите, пожалуйста, что вы не знаете никакой Насти! Вы ее прекрасно знаете.
— Да я и не говорю ничего такого… Да, я знаю Настю. Что вы хотите, Ира?
— От вас — ничего. Просто хочу сообщить, что Настя беременна. От вашего мужа, между прочим. Я понимаю, как это неприятно, Марина, но вам придется теперь жить с этим обстоятельством. Именно вам! Поняли? Вам!
Марина на секунду отвела от уха трубку и слегка тряхнула головой: услышанное никак не укладывалось в голове. Настя беременна? Но кто же сообщает о беременности дочери таким тоном, будто та вчера трагически скончалась? Надо постараться взять себя в руки, не дай бог она и сама поведется на этот истерический посыл.
— Что ж, понятно. Буду теперь жить с этим обстоятельством, как вы изволили выразиться. Спасибо за совет, — коротко и деловито, будто отбивая требования истца в арбитражном суде, сухо произнесла Марина. — Позвольте, однако, уточнить, чего вы от меня хотите в этой ситуации? Слов? Действий? Эмоций? Может, денег?
— Да… да я сама не знаю! Откуда я знаю?
Голос неведомой Иры на том конце провода вдруг сорвался на вопросе и затих, и было слышно, как она сопит и тихо отрывисто всхлипывает, готовясь к новому нападению.
— В общем, я поставила вас в известность, Марина. Вы уж там с мужем решайте, как и что. Или алименты через суд будете платить, или сами… Не может же моя дочь нести за все полную ответственность! Она еще слишком молода, слишком глупа и неопытна.
— Да, я понимаю вас, Ира. Вы не волнуйтесь.
— А вы бы не волновались, если бы с вашим ребенком случилось такое? Сидели бы сложа ручки, да? Я мать, я имею право беспокоиться о будущем дочери! И я заставлю вас нести полную ответственность за содеянное!
Марина вдруг поймала себя на мысли, что ей ужасно жаль эту женщину. Шло от ее голоса что-то еще, кроме злобной истерики. Будто нервно вибрирующее страдание какое-то, к беременности дочери, похоже, отношения не имеющее.
— Скажите, а Настя с вами сейчас живет? — зачем-то спросила Марина невпопад, будто ей и в самом деле было интересно, где и с кем сейчас живет Настя. Глупый вопрос. В ее ситуации — тем более глупый.
— А какое это имеет значение? — Будто обрадовавшись несуразности вопроса, снова взвилась Ира. — Какая вам разница, со мной или не со мной? Вы ж алименты не мне будете платить, а ей! Я всего лишь мать, я хочу помочь своей дочери! В конце концов, я обязана это сделать! Понимаете? Обязана! И не хамите мне!
— Понимаю, Ира. Понимаю. Вы не волнуйтесь. Я и не собиралась вам хамить.
— Ну вот и замечательно. Так вашему мужу и передайте, что я не дам ему уйти от ответственности.
— Я передам, Ира. Обязательно передам. Не волнуйтесь.
— И не надо со мной так разговаривать! Как с больной! Если вы заполучили своего мужа обратно, то это еще не значит, что… что…
Она так и не смогла благополучно выбраться из этого «что». Бросила трубку. Короткие гудки заверещали писклявой дробью, и Марина оторвала ухо от трубки, болезненно поморщившись. Подняла глаза, всмотрелась в серое пространство гостиной. Сентябрьские сумерки, разбавленные мясисто-розовым светом неоновой рекламы, нахально расположившейся на крыше соседнего дома, казалось, тут же зашевелились, потекли слоями от окна. Хотя — какие они сентябрьские? Завтра уже первое октября, зима скоро. Надо бы встать, свет зажечь. Делать что-то. Работу домашнюю производить. Пристраиваться эмоциями к новым обстоятельствам. Хотя, если честно, никаких новых эмоций Иринина новость почему-то не вызвала. Ни горя, ни досады, ни уж тем более ревности.
Встав с дивана, Марина сомнамбулой подошла к окну, отвела портьеру и ойкнула тихо, прижав ладони к щекам.
Сидит! Господи боже мой, этот настырный парень все еще сидит на скамье перед подъездом! А вон и Олег зашел во двор, большая дорожная сумка висит на плече горбом, бултыхается при ходьбе. Какой он, оказывается, кривоногий, ее муж… Странно, что Олег проскочил мимо Ильи так равнодушно. Не заметил. Не узнал. Задумался, наверное. Что ж, сейчас радостная новость твою задумчивость как рукой снимет.
Марина поежилась, когда ключи заскребли в замке. Не то чтобы от неприязни, а от предчувствия. И немного от равнодушия. Она знала, чем предстоящий разговор закончится. Она готова была к нему. Наверное, давно готова.
— Эй, есть кто дома? Почему у нас так темно?
Голос Олега прозвучал устало и немного раздраженно. Действительно, что за дела? Муж из командировки вернулся, а жена стоит статуей Командора у окна, и чесночным запахом жарящихся в духовке вкусностей в нос не шибает, и никакой суеты не видно по поводу его счастливого возвращения.
Щелкнул под его рукой выключатель, и свет резанул по глазам, заставил зажмуриться. Марина медленно повернулась к Олегу от окна, улыбнулась одними уголками губ.
— Ты чего в темноте сидишь? Привет…
— Ага. Привет.
— Случилось что-нибудь, Марин? У тебя такое лицо… С Машкой что-нибудь?
— Да бог с тобой, сплюнь три раза через левое плечо! С нею, слава богу, все в порядке.
— А что тогда?
— Да ничего. Ира звонила. Настина мать. У Насти ребенок будет…
— Да. Я знаю.
— Знаешь?!
— Да, знаю. Давно знаю.
— Не поняла?… Как это — давно? Ты что, ребенка испугался? Ты поэтому и вернуться решил, что испугался ребенка? Я правильно тебя поняла?
— Марин… Ну я ж не виноват, что устроен так. Я тогда подумал… Не все же могут взять и воспитывать чужого ребенка! Я потом много об этом думал. Мне сейчас очень нелегко, Марин, поверь. Я как раз хотел поговорить с тобой, объяснить… Пока был в отъезде, все время к этому разговору готовился.
— Погоди, я не пойму что-то. Почему ты говоришь — чужого ребенка? Она что, не от тебя беременна?
— Кто беременна?
— О господи… Да Настя, Настя твоя беременна! Сейчас ее мать звонила, Ира! Знаешь такую?
— Ну да… Постой! Ира тебе позвонила и сказала, что Настя?…
— Ну не мне, допустим. Зачем я ей сдалась? Она с тобой хотела поговорить. И мне заодно радостную новость сообщила. Так что ты скоро будешь отцом, поздравляю.
Олег молча шагнул к дивану, рухнул в подушки, откинул голову назад, расслабил плечи. И вдруг рассмеялся совсем тихо. Как-то очень хорошо рассмеялся, мягко и виновато. Так смеются люди, когда хотят попросить прощения за глупый поступок. Обхватив голову руками, помотал головой из стороны в сторону, проговорил тихо:
