— Да ну тебя, Дашка! — сердито махнула на нее рукой Екатерина Васильевна, торопливо утирая вырвавшуюся-таки на свободу одинокую слезу.
Захлопнув за ними дверь, Настя прошла на кухню, подсела к Лизе на маленький диванчик, пристроенный в углу перед телевизором. Девчонка подвинулась, давая ей место, но взгляда от экрана не оторвала. Настя с вниманием попыталась всмотреться в действо: мультяшные герои суетились в своей беспокойной жизни, пищали что-то под разудалую, неприхотливую музычку, и непонятно было, кто из них от кого убегает и какую цель при этом преследует. Настя хотела было спросить, но Лиза неожиданно проговорила резко, не отрывая взгляда от экрана:
— Это все из-за меня, да?
— Что? Что из-за тебя? — опешила от ее вопроса Настя.
— Ну, вы все ругаетесь, ругаетесь… И тетя Ира на тебя ругалась. Я же слышала! Из-за меня?
— Нет, Лизок. Что ты. С чего ты взяла? Они все тебя любят.
— Это из-за меня. Я знаю. Тетя Ира говорила, что я спать поздно ложусь, что тебе мешаю. Ну хочешь, я вот прямо сейчас спать лягу? — резко повернула Лиза к Насте огорченное личико. — Хочешь? И книжку мне на ночь читать не надо. Я так просто буду лежать и молчать.
— Хорошо, Лиза. Вот посидим еще немного, мультик досмотрим и спать пойдем. Я устала сегодня. А завтра встанем и будем думать, как дальше жить. Это теперь наша с тобой квартира будет, бабушка Катя нам ее отдала. Представляешь?
— А она где будет жить?
— У бабушки Даши. Они же сестры, им вместе хорошо.
— Что ж, ладно… — помолчав, важно кивнула Лиза. — А только знаешь, мне бабушку Катю все равно жалко. Пусть бы тут с нами жила.
— Да я тоже не против, но… Нам тут тесновато с малышом будет…
— С каким это малышом? — подозрительно прищурила глазки Лиза.
— У нас с тобой скоро малыш появится.
— Откуда? Ты его выродишь, да?
— Ну… Как бы тебе это сказать… Да, выходит, что так.
— Ура! Ура! Все правильно! Все получилось! — закрыв глаза, громким шепотом выразила свою радость Лиза и даже потрясла восторженно кулачками в воздухе. — Молодец, мамочка, спасибо…
— Постой, Лиза, я не поняла… Ты о чем сейчас?
— Я знаю, это мамочка мне посылает братика или сестренку! Я знаю! Она сама не может приехать, но она так решила… А кого ты будешь рожать, скажи мне сразу!
— Я пока не знаю, Лиз…
— Давай лучше сестренку, ладно? А то на мальчика надо всю новую одежду покупать.
— Хорошо. Я постараюсь. Значит, ты считаешь, что это мама нам ребеночка посылает?
— Конечно, мама! А кто ж еще?
— Ну да… Ну да… Больше и не кому. Что ж, пусть будет так…
* * *
Телефонный звонок за спиной прозвучал так отчаянно, будто хотел разорвать сгустившиеся по углам сумерки. Марина вздрогнула, втянула голову в плечи, обернулась испуганно. Будто застал ее этот звонок за нехорошим, может, даже постыдным занятием. Странно, чего ей стыдиться-то? Подумаешь, стоит женщина у окна в темной квартире, смотрит… Неважно, зачем и на кого она смотрит. Это, в конце концов, ее дело. За погляд денег не берут, как когда-то говаривала бабушка. И не стыдят.
Телефонная трубка обнаружилась на диване, исходила в темноте зелеными мигающими позывными. Марина взяла ее в руку, ответила на звонок:
— Да. Слушаю.
— Мариночка, солнышко, здравствуй!
— Здравствуйте, Вероника Андреевна.
Интересно, с каких это пор она для свекрови стала солнышком? Да еще и не просто так солнышком, а преподнесенным с абсолютно искренней радостью в голосе?
— Мариночка, я запамятовала, Олег ведь сегодня из командировки возвращается, да?
— Да. Сегодня.
— Ты его уже ждешь?
— Жду…
— Ну и славно, Мариночка. Тогда завтра приезжайте ко мне, хорошо? Все вместе приезжайте, и Машеньку обязательно возьмите! Посидим по-семейному, я пирог испеку.
— Нет, Вероника Андреевна, я не могу завтра. Я очень занята. В другой раз, ладно?
И вовсе она не была занята — с чего это у нее вдруг вырвалось? Само по себе взяло и проговорилось, на уровне защитного инстинкта. Тут же мелькнула мысль: если б ты меня раньше так в гости зазывала. Раньше поехала бы, обмерев от радости, с подарками и родственными поклонами и приседала бы перед тобой, занудой старой, в реверансах, и растекалась бы в желаниях ответного привета. А сейчас… А сейчас не хочется. Ни капельки не осталось от прежнего желания.
— Но как же так, Мариночка? Ты обидеть меня хочешь?
Нотки оскорбления в голосе свекрови взвились костерком, но тут же и погасли и после короткой паузы зазвучали уже не оскорблением, а мудрым спокойствием взрослого, увещевающего обиженного ребенка:
— Ах, я, кажется, понимаю тебя, Мариночка… Ты на меня обижаешься да?
— Нет. Что вы, Вероника Андреевна. С чего бы мне на вас обижаться?
— Ну, я ведь раньше тебя не приглашала. Олега звала каждый выходной, а тебя нет. Но ты не должна на это обижаться, Мариночка! Понимаешь, я все время скучаю по сыну, я же его одна вырастила, ты сама знаешь. В нем вся моя душа, вся моя жизнь! Поэтому и хотелось наедине с ним побыть, поговорить обо всем.
— Да, я понимаю. Вот и говорите на здоровье. А мне и впрямь некогда.
— Марин, ты не думай, я очень тебя как невестку люблю. И лучшей жены для своего сына не вижу. Ты умница, ты хозяйственная, ты добрая, ты великолепная мать, в конце концов. Приезжай, Мариночка, я буду очень рада!
— В другой раз, Вероника Андреевна. В другой раз.
— Ну что ж, коли так… А Олег когда придет?
— Скоро. Я ему скажу, чтоб он вам позвонил. До свидания, Вероника Андреевна.
Марина торопливо нажала на кнопку отбоя, отбросила трубку в угол дивана. Конечно, неплохо бы съездить в Калиновку, погулять там по осеннему мокрому лесу, в баню сходить, попариться. Раньше она всегда завидовала Олегу, когда он к матери на выходные ехал. Дачная жизнь с грядками, июльскими вареньями и августовскими соленьями всегда казалась Марине привлекательной. Так и видела себя суетящейся в старых потертых джинсах по заросшему травой и цветами дворику. Или в плетеном кресле на веранде с чашкой чая. Или в гамаке с книжкой. Да мало ли там дачных удовольствий! А теперь ничего и не хочется… Хотя зря она так, конечно. Если по совести, надо было переступить через это «не хочется» и ехать. И Веронику Андреевну зря обидела.
Трубка вдруг снова ожила, и Марина схватила ее быстренько, подумав, что это свекровь решила-таки настоять на своем приглашении. Но в ухо ударил совсем другой голос. Резкий, женский, незнакомый. Немного взвинченный:
— Здравствуйте! Будьте любезны, пригласите Олега, пожалуйста!
