— Да, Лиз. Рожают.
Будто испугавшись самого этого слова, Настя вдохнула побольше воздуху и чуть задержала его в себе. Потом выдохнула тихонько, пытаясь укротить наплывающую волной тошноту, снова отерла пот с лица. Тошнота в последние дни стала для нее чем-то вроде второго состояния, хозяйничала внутри, как у себя дома. Иногда Насте казалось, что все там давно уже окончательно и бесповоротно перебултыхалось, изнурилось и отчаянно просит помощи и что дня больше нельзя прожить в этих муках. Думалось почему-то, что врач-гинеколог, относительно молодая и ярко накрашенная блондинка, сразу проникнется к ней сочувствием после осмотра. И даже пожалеет. И спасительное лекарство даст. Но никакого сочувствия врачиха не проявила. Наоборот, брови нахмурила, принялась быстро и деловито писать что-то на длинном листе бумаги.
— Вы замужем? — спросила коротко, уставившись на нее так, будто оценивала, может ли Настя вообще в принципе быть замужем.
— Нет. Не замужем. Но я все равно буду рожать.
— Да ради бога… Вы где работаете?
— Пока нигде. Но я ищу себе работу.
— Ага. Самое время выбрали для поиска. Значит, так и запишем: «безработная». А жилплощадь своя у вас имеется? Родители в городе живут?
— А какое это имеет значение?
— Да никакого… Мне просто данные в карте заполнить надо. Адрес прописки и адрес фактического проживания.
— Вот и заполняйте. У меня и то и другое есть. А то спрашиваете так, будто я малолетка — легкомысленная и случайно беременная.
— Значит, не случайно? — усмехнулась врачиха, подняв на нее насмешливые, но совсем не злые глаза. — Значит, все по плану произошло?
— Да нет, не по плану, конечно… — махнув рукой, вздохнула Настя. — Вообще-то мы хотели ребенка, мечтали даже. А потом… В общем, долго рассказывать…
— Да ладно, и так все понятно. И без рассказов. Значит, рожать все-таки будете.
— Да, буду.
— И в роддоме не оставите?
— Что я, ненормальная, по-вашему?
— Хм… Нет, вроде не похоже… — снова по-доброму улыбнулась врачиха. — Хотя оставляют как раз очень даже нормальные. А ненормальные жилы рвут, сами воспитывают. Нынче дети не всем по карману. Ладно, идите. Я вам направления выпишу на анализы. В следующую пятницу к десяти на прием.
— Ага. Спасибо.
— Да не за что.
От двери Настя оглянулась, врачиха смотрела на нее с доброй грустью, подперев кулаком щеку. Чем грустить, лучше бы лекарство какое от тошноты посоветовала, блондинка печальная! Вон как опять прихватило внутри, дошло спазмом до горла, и вернулось обратно, и затаилось холодком до следующего приступа. И голова кружится, и слабость по коленкам ударила. Хорошо, что скамейка на пути оказалась. А то бы упала, напугала Лизу до полусмерти. Девчонке и без того за последний месяц переживаний досталось — будь здоров. Хорошо хоть, Наталья не помчалась за ней из Павловска, отнеслась к исчезновению ребенка спокойно. Вроде того — увезли и увезли. Все равно документы на опеку еще не были оформлены. Потому с глаз долой, из сердца вон. Не нужна ей Лиза была. Наверное, она и так бы ее отдала.
— Настя… Хочешь, я тебе букетик из листьев соберу? — дернула ее за рукав Лиза. — Смотри, сколько тут красивых листьев нападало!
— Ага, Лизок, собери. Мы потом его к бабушке Кате отнесем, утюгом погладим и в вазу поставим. Красиво будет. Иди, а я еще посижу немного…
Прикрыв глаза, Настя положила голову на закругленный край скамейки, умудряясь следить из-под ресниц за передвижениями красной Лизиной шапочки с болтающимся клоунским помпоном. Отстраненно подумала: хорошо, что утром заставила ее шапку надеть. Холодный сентябрь в этом году выдался. И быстрый. Уже полтора месяца прошло с тех пор как… как…
Настя совершенно отчетливо, в мельчайших деталях помнила то воскресное августовское утро. Да, это был уже август… А точнее, это было первое августа. Она не спала уже, но старательно притворилась спящей, когда Олег встал, на цыпочках вышел из комнаты, заботливо прикрыл за собой дверь. Слышно было, как он копошится в ванной и на кухне, стараясь не разбудить ее, как аккуратно, без звука, прикрывает за собой входную дверь. Вот деликатно щелкнул английский замок, вот громыхнула подъездная дверь внизу. Все, ушел. Настя и не собиралась так быстро вставать, и в мыслях не было. Просто тишина в квартире, да и во всем, казалось, мире наступила такая, что слышно было, как зазвенела внутри натянутой струной боль. А потом струна лопнула, и боль потребовала выхода. Хоть какого-нибудь! Видит бог, она старалась, она честно старалась быть благоразумной. То есть забыть. То есть отпустить ситуацию, как говорила мама. То есть сделать свой правильный выбор, молча предложенный Олегом. Или он, или Лиза. Она старалась. Но не смогла. Когда хлопнула за ним железная дверь подъезда, поняла, что больше не сможет. Подскочила, забегала по комнате, натягивая штаны и майку, одновременно пихая в сумку кошелек и паспорт, и с ходу сунулась было в прихожую, но вовремя опомнилась: умыться же надо по-человечески. А умывшись, опомнилась еще раз, решила записку Олегу написать. Как будто позвонить потом нельзя было, все объяснить… Хотя есть ли разница, каким способом ставить человека перед фактом — письмом или телефонным звонком? Разницы-то никакой нет. Выбор есть выбор. Лиза — значит, Лиза. Выходит, она сама свой выбор сделала.
А Лизу она у Натальи просто выкрала. Дождалась, когда девочка на детскую площадку гулять выйдет. Одна, между прочим! Они с Катькой никогда ее одну гулять не отпускали. Пять лет ребенку, за ней глаз да глаз нужен! Лиза как увидела ее, сидящую в кустах, так и задрожала, и расплакалась тут же, и бросилась к ней на шею с отчаянием.
В общем, схватила она Лизу в охапку и отволокла на вокзал, к поезду. Когда он от перрона отошел, позвонила Наталье: не теряйте ребенка, мол, я его увезла. Думала, Наталья ее трехэтажным матом за такую самодеятельность покроет, но мата в ответ не услышала. Наоборот, ей показалось, что вздохнула Наталья в трубку с облегчением — увезла и увезла. Я, говорит, Лизины документы вдогонку почтой вышлю.
— На-а-а-сть! Смотри, красиво как получается! — Настя вздрогнула от громкого Лизиного голоска, прозвучавшего странноватым кокетливым припевом, будто девчонка обращалась не к ней одной, а к более широкой аудитории.
Подняв голову, она внимательно посмотрела на Лизу, протягивающую ей в руки несколько больших кленовых листьев, ласкающих глаз классической спелой сентябрьской желтизною. Да, действительно, красиво. Только кокетливые припевки тут при чем? Скосив глаза в сторону, она сразу поняла, кто и как тут при чем. Представитель аудитории и объект для кокетства действительно в поле зрения появился, пока она сидела, расслабившись и закрыв глаза. На соседней скамейке сидел довольно симпатичный мальчишка лет восьми, в курточке и синей бейсболке, с ранцем за плечами, говорил что-то торопливо мужчине, сидящему рядом и улыбающемуся в ответ отсутствующей улыбкой. Довольно громко говорил, между прочим. Вполне достаточно, чтобы Лиза слышала.
