Спиной Марина почувствовала, как он вошел торопливо, как скрипнул под ним ее стул. Не обернулась. Глупо, конечно. Надо было заговорить о чем-нибудь незначительном, разрядить ситуацию. Но сил не было. И стоять, отвернувшись, молчать — тоже ни в какие ворота. Лучше уж выйти вообще из кабинета, тем более у нее дело есть в бухгалтерии. К договору, который от нее директор ждет, калькуляция как приложение обязательно требуется. Вот туда, к бухгалтерам, она и пойдет.
За калькуляцией ее отправили к Альбине. Девушка молча протянула Марине документ, потом подняла глаза — насмешливые, торжествующие. Марина почти физически ощутила, как с разбегу вляпалась в эту насмешливость и забарахталась в ней, как неприятно и вязко стало внутри, будто уличили ее в чем постыдном. Потом вспомнила: ах, ну да… Совсем забыла, что бедная Альбина в этой истории — тоже лицо пострадавшее. Ишь, как смотрит! Злорадствует. Что, мол, не получилось у тебя с молодым парнем, дерзкая старушенция? Ни себе ни людям? Интересно, откуда она знает, что не получилось?
— Это уже окончательная цифра? Я могу прописать ее в договоре? — стараясь говорить холодно и сухо, ткнула Марина пальцем в калькуляцию.
— Да. Можете. Это итог. Всему и всегда можно подвести итог, правда, Марина Никитична?
— Да. Правда, Альбина. Можно.
Эк она ее ловко этим итогом поддела! Со вкусом и явным удовольствием! А ведь наверняка они с Ильей были предметом сплетен все это время. Не скрывались, с легкостью выставили отношения на обозрение и не замечали ничего, что вокруг происходит. И что теперь в этом пресловутом итоге получается? Она, замужняя женщина, мать семейства, поимела ни за что ни про что славу легкомысленной профурсетки? Да уж, час от часу не легче. Дернуло же ее в историю вляпаться.
В дверях своего кабинета она столкнулась нос к носу с Ильей, и оба замешкались неловко, затоптались на пороге.
— Можешь работать, я все сделал, — отведя взгляд в сторону, тихо проговорил Илья.
— Ага. Спасибо. А то мне надо договор шефу нести, а я…
Она вдруг осеклась на полуслове, подняв на него глаза. И сердце дернулось почти материнской жалостью. А может, не материнской, может, обыкновенной, бабьей. Парня-то не узнать… Лицо серое, нехорошее, душевной болью припыленное, взгляд тусклый, под глазами черные провальные круги. Не лицо, а живой укор ее совести. Но опять же — совесть-то тут при чем? Она ж не такая, она порядочная, она снова мужняя жена, в конце концов! Боже, неловко как. Видеть изо дня в день это лицо… Нет, на эту неловкость ее уже не достанет. Раз натворила делов, надо бежать, уходить отсюда, другую работу искать. Опять уходить…
Звонок бывшего начальника, милейшего Льва Борисовича, прозвучал после обеда спасительной музыкой, одним махом разрешил терзающие душу сомнения.
— Ну что, Маришечка Никитична, тебя, говорят, поздравить можно? — сразу после обязательных «здрасте — как живете» перешел он к делу. — Твой благоверный мне похвастать уже успел, что с семьей благополучно воссоединился.
— Что, прямо так сам и похвастал?
— Да нет, не сам, конечно… Это я его к стенке припер. Секретарша у меня на работу не вышла, вот и припер. Ну, тут он и раскололся.
— А почему не вышла?
— Не знаю. Прогуляла, значит. Твой мямлит что-то невразумительное: уехала, мол, по делам каким-то, да мне какое дело?
— А, понятно…
— Чего тебе понятно, Мариш? Я ведь чего звоню… Я это, знаешь, уволил секретаршу-то. Раз прогуляла. Взял и уволил, чтоб другим неповадно было. Это уж потом осенило меня, выходит, в самый раз я ее уволил!
— В смысле, Лев Борисович? Почему в самый раз?
— Да потому! Раз у тебя с мужиком все наладилось, возвращайся-ка ты назад. За ним, как выяснилось, глаз да глаз нужен. Так что давай пиши заявление и приходи. У меня тут работы невпроворот.
— Хорошо, Лев Борисович. Спасибо.
— Что, и впрямь согласна? Я думал, ты забрыкаешься…
— Нет. Не забрыкаюсь. Я приду. Я прямо сейчас пойду увольняться, Лев Борисович.
— Ага, ага. Так я позвоню твоему нынешнему, чтоб не держал тебя? Он мне тут кой-чего должен, потому без звука отпустит.
— Позвоните. И чем быстрее, тем лучше. Я и правда обратно хочу, Лев Борисович.
Положив трубку, Марина откинулась на спинку стула, на секунду прикрыла глаза. Вот и хорошо, что так получилось с возвращением. Повезло ей. Правда, и там местные сплетницы ей хорошо косточки помоют, но это будет уже другого рода мытье. Более оптимистическое. Семья воссоединилась — это вам не абы как. Конечно, можно и наплевать на все сплетни, вместе взятые, с высокой колокольни, но это редко кому удается, чтобы в самом деле — наплевать. Она вот, например, не может. Для нее чистота во всем принципиальна: и дома, и в рабочих делах, и в добром имени. И как ее угораздило в эту историю с Ильей вляпаться — теперь самой непонятно…
Призывно и жалобно запел мобильник в сумке, и Марина вздрогнула, начала шарить рукой по кармашкам. Увидев родное имя, высветившееся в окошечке дисплея, засияла глазами, радостно потянула трубку к уху:
— Машенька! Здравствуй, доченька! Ну, как ты там? Я уже соскучилась — сил нет…
— Мам, и я соскучилась! Мы с Ленкой уже на завтра на поезд билеты взяли. Вы меня встретите с папой? А то Ленкина бабушка хочет нам огромные корзины с фруктами с собой всучить… Говорит, все равно пропадут.
— Конечно! Конечно, встретим, доченька. И фрукты тоже бери. Компотов на зиму наварим.
— Ой, хозяйственная ты моя! — звонко рассмеялась Машка. — Ладно, ладно, возьму. Только вы с машиной договоритесь, хорошо? Давно вам говорю: надо свою машину покупать.
— А кто водить будет, доченька? Ты же знаешь, папа этого занятия терпеть не может.
— Господи, да я буду! Пока вы с деньгами соберетесь, мне уже восемнадцать и стукнет.
— Хорошо, доченька, как скажешь, — счастливо рассмеялась Марина. — Вот приедешь, и сразу этот вопрос на семейном совете поднимем.
— Что-то ты подозрительно покладистая стала, мамочка… Наверное, и впрямь соскучилась.
— Конечно, Маш.
— Ну все, не вздыхай. Теперь уж всего ничего осталось. Запиши номер поезда.
Положив трубку, Марина вздохнула счастливо, подняв глаза к потолку, — все-таки есть бог на свете! Как хорошо все сошлось в одну точку: и Олег вернулся, и Машка приезжает! Не зря она проявила смекалку и скрыла от дочери семейный неожиданно приключившийся катаклизм. Умница женщина. Хорошая мать. А что? Сама себя не похвалишь, так никто и не похвалит… Нет, действительно, все удачно сложилось, как ни крути! А остальное… Остальное со временем быльем порастет, забудется. Теперь главное — отсюда сбежать. Отползти деликатно, не маячить перед глазами Ильи. А он со временем отойдет. Он сильный парень, поймет.
Вечером позвонила мама. Услышав радостную новость, даже всплакнула в трубку, расчувствовавшись:
