Ника сидела и читала, завороженная тем, что увидела в серой потертой и исписанной мелким почерком тетрадке. Она посмотрела на старое большое зеркало в деревянной отполированной раме черного лакированного дерева – оно совсем не казалось ей каким-то необычным, она смотрелась в него с самого детства – сначала в нижнюю его часть, под зеркальным столиком, а сейчас уже целиком, во весь рост. Настолько привычным оно было, настолько любимым, как и люстра с ангелами, вечно висевшая под потолком, как и многие другие старинные предметы, которые никогда еще не покидали этой комнаты. Она походила по гостиной, стараясь по-новому посмотреть на предметы вокруг, но ничего сверхъестественного ей не почудилось. Надо же, когда-то мистические опыты проводились прямо в этой комнате, а она ничего не знала. Да и мама, скорей всего, тоже не знала. Ника подошла к зеркалу и поправила чуть сбившийся набок шар рыжих волос, и положила тетрадку. Потом отправилась на кухню, повозилась там какое-то время и принесла к себе в чемоданный закуток чашку чая, чтобы с комфортом продолжить чтение. Потом вернулась к зеркалу. Тетрадки не было.
– Мама, зачем ты забрала тетрадку? – крикнула Ника. Она еще раз посмотрела на зеркале и даже на полу, но ее не увидела. Фотографии, квитанции, коробки – да, но серой тетради, которую она только что читала, не было.
– Ну этого же не может быть! – ударила Ника себя по коленке. – Мам, отдай, пожалуйста, я не дочитала! Там самое интересное начинается!
Мама вошла в комнату.
– Что ты раскричалась, Никусь?
– Ты взяла серую тетрадку, пока я на кухне была? – спросила она маму.
– Нет, я и не заходила сюда, у меня там свои дела, – удивилась мама. – Поищи как следует, она никуда не могла деться. Я иду сегодня в театр, мне собраться надо. И главное, убери, пожалуйста, все за собой. Ты нашла фотографии?
– Я и фото не нашла, и тетрадку потеряла. На самом интересном месте! Ты сама ее хоть читала? – спросила расстроенная Ника.
– Нет, все как-то времени не было, – ответила мать.
Ника еще раз все внимательно пересмотрела, фотографию за фотографией, письмо за письмом, складывая все обратно по коробкам, но пухлой тетради среди документов так и не встретила, хотя точно помнила, что положила ее, раскрытую почти на середине, около чемодана, когда пошла на кухню за чаем.
– Это же какая-то мистика! Я ж не сумасшедшая! Я на минуту отошла, она же не могла вот так вот взять и раствориться, – все причитала и причитала Ника.
– Ладно, найдется, просто запряталась куда-то, – попыталась успокоить ее мама.
Ника, убрав все коробки и чемоданы в чулан, подошла к зеркалу и стала, глядя на свое отражение, рассказывать сама себе: «Вечером, когда все уйдут, я сама постараюсь сделать так, как написано в тетрадке. Занавешу окна, выключу свет, оставлю включенным старый ночничок и сяду напротив нашего зеркала, – решила она. Мне же надо понять, что это были за опыты. Ведь если зеркало не было разбито, значит, ничего страшного не происходило, правильно?» – спрашивала она сама себя, скорее даже не спрашивала, а пыталась приободрить и успокоить.
Так она и сделала. Когда вечером мама с тетей Машей ушли на спектакль – что-то новое давали в «Современнике», Ника решила заняться зеркалом. Вернее, посмотреть, увидит ли она что-то в отражении, явится ли кто-то, или это был действительно фантастический роман. Самое сложное было сесть напротив зеркала так, чтобы не видеть себя. Одной приподнять высоченное и тяжелое зеркало и подставить под его передние ножки что-то устойчивое оказалось почти невозможно, но Ника справилась, хотя был момент, когда оно могло вот-вот рухнуть. Закачавшись, перекосившись и соскочив одной лапой с опоры, зеркало чудом удержалось и только громко заскрипело и ухнуло с утробным звоном, став, наконец, на все четыре ноги.
Ника погасила в гостиной свет, тщательно закрыла все окна занавесками и включила ночник. Подтащив к зеркалу большое кресло, она вжалась в него и стала смотреть перед собой, как на экран, в надежде, что скоро начнется фильм, к которому она совсем не была готова…
