– Мам, я тут такое нашла! Так интересно! Неопубликованный фантастический роман! Немного сухо написано, но здорово! Надо будет в школу отнести показать! Ты читала? – Ника выглядела очень заинтересованной, и ей явно хотелось продолжения.
«Дальнейшие мои действия были продиктованы инстинктом самосохранения и, как я говорил, абсолютным животным страхом, охватившим всего меня, – я подсознательно понимал, что надо срочно спасаться, бежать или же защищаться, если убежать не успею. Но от кого защищаться? Явная угроза чувствовалась, но ее не было видно. Бежать было некуда, поэтому я схватил железный стул и метнул его в зеркало, которое, как мне показалось, уже стало выпуклым, каким-то полужидким и напоминающим огромный ртутный шар, переливающийся в свете тусклой лампы, уже сильно выпирающим и норовящим излиться наружу. Зеркальная поверхность изменилась в момент хлопка и становилась все более и более тягучей и темной. Я пишу это сейчас вполне хладнокровно, но в тот момент я не знал, останусь жив или нет. Стул попал в ртутный шар и исчез, хотя я явственно слышал звук разбившегося стекла. Я зажмурил глаза, так как был уверен, что произойдет что-то непоправимое и я тотчас погибну, но, наоборот, весь этот ужас мгновенно закончился: исчез нарастающий свист, разреженность воздуха, ушел сильный запах озона, а когда я открыл глаза, то увидел, что на полу лежат осколки зеркала, разбитых реторт, разбросанные бумаги. Я простоял еще какое-то время совершенно ошарашенный, в ступоре, пытаясь прийти в себя. Надо было хоть как-то объяснить произошедшее и особенно исчезновение железного стула, который я нигде не смог найти. Мне стало понятно, что такие опыты в лаборатории слишком опасны. Главное, этому явлению невозможно было дать научное обоснование, что ставило меня в тупик и сильно пугало. Ничего подобного во время экспериментов, которые мы проводили с Генрихом Александровичем у нас дома, не наблюдалось.
Тем не менее, когда в лабораторию привезли чье-то старое зеркало (а я специально попросил, чтобы его купили в антикварном, не в обычном магазине), я решил провести еще один опыт, записав его на пленку и попросив Демьяна мне проассистировать. Демьян, как мне показалось, по характеру более всех подходил к такому участию: прошел войну, работал, как и я, хирургом, не был склонен к мистике, серьезный, четкий и хладнокровный человек, знающий врач. Я вкратце рассказал ему об эксперименте, который проводил один, о том, почему разбил зеркало, и он молча меня выслушал, не задавая лишних вопросов. Объяснил ему его миссию: просто снимать на кинокамеру то, что будет происходить, не предпринимая никаких действий. Демьян согласился.
Следующий опыт мы начали через месяц после первого, и я все сделал точно так же: выключил свет, поставил маленькую тусклую лампочку подальше от зеркала и устроился напротив, уставившись в зеркальное полотно. Демьян стоял в дальнем углу лаборатории и снимал происходящее. Снова ожидание, на этот раз немного дольше, чем месяц назад, но теперь было полное ощущение, что я сам вступил в зазеркалье. Глаза мои постепенно привыкли к серому туману, как они привыкают обычно к темноте. Где-то через час с небольшим (а над зеркалом я специально повесил часы и все время отчетливо видел их) моего мысленного хождения по серому холодному туману (хотя все это время я спокойно сидел в кресле и даже не двигался, это видно на пленке) я почувствовал движение ветра прямо перед собой и странный звук, словно кто-то хлопал огромными крыльями. Но я ничего не увидел. Я пытался дотронуться до пола, по которому шел, но рука моя проваливалась в пустоту. Казалось, островки возникали именно там, куда я собирался поставить ногу. На пленке, которую я потом с интересом изучал, никакого движения нет – я сижу в кресле и внимательно смотрю на зеркало. Там, внутри зеркала, пахло чем-то знакомым, вернее, это была смесь запахов, и я довольно долго потом старался эти запахи проанализировать. У меня не получалось, пока я не стал проводить эксперименты дома. Но запахи эти засели в подсознании, и я все время мучился, вспоминая, почему они мне так знакомы.
Вернемся в лабораторию в тот день. Я двигался в сером тумане еще какое-то время, и вдруг меня охватил ужас, что я могу заблудиться и не найти выход! Этот мой внутренний ужас сразу отразился движением тумана вокруг, хотя до этого мгновения было на удивление тихо. Мне вдруг показалось, что я нахожусь внутри себя и весь этот зазеркальный мир – это я сам. Туман стал клубиться, двигаться и сгущаться, я снова испугался. Я шел, как в пожарном страшном клокочущем дыму, выставив вперед руки и пытаясь натолкнуться на спасительную раму от зеркала. Но что-то цепко удерживало меня внутри – не физически, а шорохами, шепотом, неясным эхом. Я не знал, что делать, чтобы остановить эксперимент, мне снова становилось жутко. Когда я смотрел запись, я видел, как в этот момент все тело мое напряглось и одеревенело, ноги и руки била крупная дрожь, как в эпилептическом припадке. Я закатывал глаза и мычал что-то нечленораздельное. Но часть меня все равно оставалась в сером тумане, где я блуждал в поисках выхода. Вдруг я явственно увидел какие-то неизвестные мне не то буквы, не то символы. Они появлялись, как светлячки, висящие в тумане, словно кто-то рисовал их светящейся палочкой и они какое-то время летали сами по себе, пока не собирались в странном порядке или не угасали. Символы были непонятны, но с их появлением пропал страх, и я мог спокойно их рассматривать. Они были разноцветными, какие-то очень яркие, какие-то более тусклые, словно отдаленные, и висели в воздухе, слегка перемещаясь и складываясь в невиданные слова-рисунки. Видимо, были это какие-то древние письмена, а может, не древние, а будущие, я не мог ответить на этот вопрос. Впервые охватило меня чувство спокойствия, несмотря на постоянные странные звуки и запахи. Но в этом густом тумане невозможно было ничего увидеть. Вдруг я явственно услышал, как стрекочет кинокамера Демьяна, здесь, прямо под ухом. Повернулся, встал и пошел прямо к нему. Демьян дотронулся до меня, и туман мгновенно рассеялся. Получилось как в детской игре – отомри!
Я не сразу пришел в себя, руки и ноги покалывало, голова кружилась, зрение немного двоилось, и чувствовалась сильная опустошенность. Артериальное давление было мне совершенно несвойственным – 85/45. Мне пришлось ненадолго прилечь, чтобы окончательно прийти в себя.
Потом мы с Демьяном с нетерпением ждали, когда проявится пленка. Вернее, ждал в основном я. Демьян ничего сверхъестественного в том эксперименте не увидел – он стоял в углу и снимал меня, сидящего перед зеркалом. Он видел, конечно, что я на что-то реагирую, но не понимал, на что – в зеркале ничего не отражалось. Но я явственно помнил, что происходило со мной по минутам, что я ощущал, что чувствовал, что делал. Произошло некое раздвоение личности – один я сидел, не шевелясь, перед зеркалом, другой вошел в зеркало и перемещался там в плотном сером тумане, сталкиваясь с необъяснимыми даже ученому звуковыми и визуальными явлениями.
Проведя еще несколько экспериментов в лаборатории со старым зеркалом, я решил попробовать опыт с зеркалом дома, в нашей гостиной, где оно стоит уже более ста лет. Давние эксперименты с Генрихом очень много тогда мне дали, и самое главное – я смог научиться видеть отражение будущего и правильно его интерпретировать. Сейчас я понимаю, что Генрих, бесследно исчезнув в те далекие годы, видимо, остался по ту сторону зеркала во время одного из опытов. Случилось это по его воле или нет, но это единственное для меня объяснение его мгновенного тогда исчезновения…»
