У меня сейчас главная проблема – это мое космическое одиночество, которое раньше так остро не ощущалось. Может быть, я и Пашу, с которым слова толком сказать невозможно, не гоню окончательно, потому что я ощущаю, что я ему действительно нужна. И то же самое с Виктором Сергеевичем. Он ненадежный, обидчивый, его слишком любят женщины, но он всегда появляется рядом в трудную минуту.
Я шла, задумавшись, не обращая внимания на Веселухина, который съел уже несколько булочек и теперь икал, потому что запить их было нечем. Когда он громко икнул в третий раз, я посмотрела на него. Паша нахмурился и натянул шапку до носа.
– Воздуха набери и долго держи, – посоветовала я.
– Ага, – сказал Паша и опять громко икнул.
В кармане у него заиграла веселенькая музыка. Паша не стал отвечать, из чего я сделала вывод, что это Даха.
– Отвечай, – кивнула я. – Женщина беспокоится.
– Где? – Паша обернулся. – Кто?
– Даха твоя. Ищет тебя, побежит сейчас по городу. А ей волноваться нельзя.
– Я… это…
– Паша. – Я остановилась и на ходу остановила его. – Послушай. Так нехорошо, понимаешь? Мы же не зверьки. Если ты с Дашей живешь…
– Я – не! Я – не… – стал заводиться Паша.
– Подожди. Как – «не»? А ребенок у нее откуда?
– Я это… блин… Руся… чё ты как эта… я это… – Паша стал крутиться на месте, попытался вырвать у меня руку. Но я крепко держала его за рукав.
– Если ты совершаешь взрослые поступки, то и отвечай за них.
– Я – это… Я – против… Я сказал Дахе…
Я сама отступила от Паши на шаг.
– Против? Против чего? Против ребенка?
– Какой ребенок… Она это… четвертый месяц только… – с неохотой сказал Паша. – Да блин!.. – Он беспомощно взмахнул длинными руками и стукнул себя по карману, в котором с новой силой затренькал телефон.
– Не надо за мной бегать, если твоя девушка ждет ребенка. Понимаешь?
Паша растерянно стоял, глядя мне вслед, а я пошла дальше по улице, чувствуя себя очень странно. Иногда я сама удивляюсь своим словам. Как будто внутри меня живет кто-то старше и умнее меня. Иногда его нет. А иногда он появляется и говорит жестокие и правильные вещи – и обо мне самой, и о других. Почему правильные вещи так часто оказываются жестокими?..
– Руся!.. – Паша, стоявший на месте, вдруг сорвался и в несколько прыжков догнал меня. – Я… это… я… это… я… с тобой…
Я видела, что Паша хочет сказать что-то важное. Не решается или просто не может, не знает этих слов. Ищет их и не может найти. Я видела, что он абсолютно искренен, как, впрочем, и всегда. Паша устроен так, что он не может хитрить. Значит – ответила я сама себе – и с Дахой он искренен? Искренне хочет забыться…
– Паша, послушай… – Я опять остановилась и взяла его за руку. Пашина рука была ледяной и жесткой. – У тебя есть перчатки?
– Перчатки? – удивился Паша, полез в карман и достал одну перчатку. – Вот. – Он протянул перчатку мне. – Это… второй нет…
Я вздохнула.
– Надень сам.
– А… я… это… не хочу…
– Ладно. Не об этом речь. Послушай. Я тебе не бабушка и не сестра.
– Не… – Паша улыбнулся замерзшими губами. – Ты… это…
– Не продолжай. Я не буду тебя воспитывать. Но я плохо себя чувствую, понимаешь, Паша, когда вижу, как переживает Даха и гоняется за тобой. А ты – за мной.
– Ага, – сказал Веселухин и крепко сжал мне руку.
Я освободила свою руку. Как ему это объяснить? Он не понимает. Что такое хорошо и что такое плохо – в свое время не было у кого спрашивать. Конечно, у нас в детдоме что-то было очень четко и понятно безо всяких специальных объяснений. А что-то, выходит, – нет. И сам человек этого не поймет, если ему не объяснить.
От хождения по городу у меня стала подниматься температура, и, когда я пришла в общежитие, в голове у меня стучало и стало сильно ломить грудь. Я выпила горячего чаю, послушала рассказ Лены о том, как она вчера познакомилась с парнем из Москвы.
– Он кла-а-ссный, бли-и-ин… тако-о-ой… – тянула Лена гласные, наматывая свои недлинные волосы на палец и распуская их. И снова наматывая, наматывая… – У него фигура… по-о-пка… плечи…
Я не стала комментировать, что ненавижу женские сладострастные разговоры о мужских попах. Ну пусть мужчины и мальчики говорят и мечтают о наших попах, а не мы! Но у меня не было сил.
– Только вот… – Лена захихикала. – Грудь у него почему-то… такая…
– Как у тебя? – с трудом спросила я.
– Не-е… у меня меньше… как у тебя…
– Молочные железы выросли, – объяснила я. – Кормить ребенка сможет. Хороший человек, подходящий.
Лена стала недоверчиво смеяться, а я легла на подушку и – провалилась. Я спала, просыпалась, пила воду, снова засыпала. Я видела кошмары. Просто кошмарные кошмары. Паша летал вокруг меня на стуле, на папиной сумке, на чудовищно большом фене, синем, у нас такой был в детдоме, только во сне он был в пятьдесят раз больше… Виктор Сергеевич всё лез и лез ко мне, лез и лез… Мне было душно и неловко, я никак не могла его оттолкнуть. Тут же маячил папа, я должна была с ним ехать, не в Москву, куда-то далеко, у папы было столько вещей, я знала, что должна ему помочь, должна поехать, он такой одинокий и старый, но я не могу ехать, мне нужно быть здесь, и это ощущение невозможности принять решение было мучительным…
Когда я проснулась окончательно и посмотрела на часы, то я не поняла, день сейчас или вечер.
– Во даешь! – зевнула Лена. – Знаешь, сколько ты спала? Я даже хотела вызвать «скорую», думала, у тебя эта… литургия…
– Летаргия, – засмеялась я. – Сколько? Три часа? Четыре?
– Два дня почти!
Я спустила ноги на пол.
– Кажется, я нормально себя чувствую… Ничего себе…
– Еще бы! Столько продрыхнуть!.. Приходили тут к тебе…
– Кто?
– Все! И этот… как это… придурок такой, который раньше приходил, высокий… И мужчинка такой красивый…
Я вспомнила, как Лена мне рассказывала про москвича с молочными железами – ведь это не во сне было? Вроде нет… Я улыбнулась. Лена не так поняла мою улыбку.
– Да мне он вообще не нужен! Смотрел на тебя, стоял… Я говорю: всё, идите отсюда! И еще из больницы приходила женщина, ругалась очень…
– Тетя Диляра? – ахнула я.
– Не знаю, – пожала плечами Лена. – Чурка какая-то, да.
– Не надо так говорить, – попросила я. – Во-первых, тетя Диляра татарка и то наполовину. И вообще не надо. У тебя же у самой отчим Якуп.
– Да чтобы он сдох! – спокойно ответила Лена. – Я ему подсыпаю понемножку крысиного яда. Я в книжке про царицу читала – если по капле сыпать, то через два года он помрет неизвестно отчего.
