Точнее, я не знаю, могут ли быть слезы поддельные. Каким хорошим актером должен быть человек? Увидев папины слезы, я растерялась. Веселухин молча сопел рядом, а я молчала. Папа, воспользовавшись этим, сказал:
– Побежали! – и потянул меня за рукав.
У невысокого, слабого на вид папы оказались какие-то силы. Он явно не рассчитал, и рукав моей замечательной куртки затрещал. И… оторвался.
– Гы! – от неожиданности хохотнул Веселухин и тут же, взяв себя в руки, нахмурился. – Это… – сказал он довольно решительно. – Это!
Я понимала, что Паше очень хочется высказаться и вмешаться, но он не решался, он же слышал, что я на самом деле называю этого странного человека «папа».
– Ой… – испугался папа. – Леночка… Ничего… Валюшка тебе зашьет… Она, знаешь, какая у меня…
«Главное, чтобы она тебе ничего не зашила, папа, когда ты приедешь один!» – вертелся у меня в голове логичный ответ, но я промолчала.
– Прости, – еще раз повторила я.
И как можно быстрее пошла прочь. Я была уверена, что Паша последует за мной. Но ни сопения, ни скрипа его пластиковой куртки, ни подпрыгивающих шагов не слышала. Чуть обернувшись, я увидела, что папа не смотрит мне растерянно вслед, а сосредоточенно тыкает в телефоне – сообщает, наверно, Валюшке о том, что я не поехала с ним. А Паша опять шуровал у автомата, нашел в кармане все-таки мелочь. Я быстрым шагом прошла через вокзал, и уже когда открывала дверь, сзади меня раздался победный вопль: «Да-а!!!» Это кричал и прыгал Паша. Он прекрасно видел, что я обернулась на его крик.
– Да! – еще раз крикнул Паша, тряся над головой большим розовым зайцем. – Я иду! – крикнул он мне так, что слышал, наверное, машинист московского поезда, как раз отходившего от перрона, на котором должны были уехать мы с папой.
Я пожала плечами и вышла из здания вокзала. Мужчины все-таки удивительные существа. Все до единого, которых я знаю. Дядя Гриша, маленький Вася, Виктор Сергеевич, отец Андрей, мой папа, Паша Веселухин… Ну и другие. Не может же быть, что я знаю таких чудаков, а все остальные мужчины в мире – обычные и неинтересные? Мои знакомые – все до одного яркие личности, а большинство еще и с легкой придурью.
Автобус, идущий в поселок, отходил от вокзала, я увидела знакомый номер и побежала к нему. Паша помчался наперерез, по проезжей части, добежал до автобуса первый и ждал меня там, счастливый и вспотевший от слишком быстрого бега. Паша хоть и стройный, но неспортивный.
Когда-то он лучше всех играл в волейбол на уроках физкультуры и отжимался, но, чтобы поддерживать форму, нужно постоянно делать над собой усилие, а не нежиться в постельке с Алехиной, пропуская первые пары. Раньше нас поднимали к первому уроку насильно, и то некоторые отказывались вставать, дрыхли, ничего с ними сделать невозможно было, не бить же их, воспитатели рукой и махнули. Но Паша всегда ходил на первый урок. Потому что я ходила. А теперь ему ревновать некого. Нелюбимая, но верная Дашка крутится рядом, учится вместе с ним в одной группе в строительном техникуме, спит если не в одной постели, но где-нибудь поблизости.
– А что ты – с Дашкой разругался, да? – спросила я Веселухина без предисловий. – Или надоело?
Он от неожиданности икнул. Он-то протягивал мне зайца, от всего сердца. И мы при этом двигались в очереди, которая набивала собой небольшой автобус. Людей было явно больше, чем мест. Веселухин сказал:
– Щас, погодь. – Вдруг согнулся пополам, сказал: – Ой… Ой… – Он крепко схватил меня за руку свободной рукой, другой так и держа зайца.
– Что такое? – растерялась я. – Тебе плохо?
– Да… – прохрипел Паша, еще ниже сгибаясь. – Ой…
– Парень, тебе врача вызвать? – всполошилась женщина рядом. – У него аппендицит, наверное! «Скорую»! Люди! Что же вы стоите!
– Нет! – рявкнул Паша и снова застонал: – Ой… Мне бы сесть… – При этом Паша продирался сквозь очередь по направлению к автобусу.
– Паш, Паш… – попробовала остановить я его, но Пашу остановить невозможно, я это знаю давно.
Поэтому я шла за ним, поняв, что хочет хитрый Паша. Такая глупая, очевидная хитрость, но – сработало! Стонущего и согнутого пополам Пашу наши добрые люди пропустили в автобус без очереди, еще и приговаривая: «Дайте ему пройти! Что же вы не видите, человеку плохо!» И меня вместе с ним. Если бы не Люба, плачущая сейчас в детском доме, которую послали «помыться перед отъездом», я бы такого стыда не вытерпела.
В автобусе было уже человек сорок, и народ все набивался и набился.
– Популярный маршрут… – пробормотала я, пытаясь отодвинуться от Паши, который, счастливо улыбаясь во весь рот, прижимался ко мне изо всех сил.
– Садись, сынок, садись! – увидела Пашу одна из женщин, жалевших его, она тоже пробралась в автобус, видимо, по коридору, образовавшемуся за нами.
Так за «скорой» иногда по встречке едут следом два-три наглых лихача, я видела сюжет по телевизору о Санкт-Петербурге, куда обязательно когда-нибудь съезжу, посмотреть на город, в котором живут герои многих русских романов. Но женщина, пробравшаяся за нами, была не наглая, ее протолкнула толпа. И сейчас она с добром и участием смотрела на Пашу и пыталась согнать с места какого-то огромного парня, у которого плечи были такие толстые, что на них можно было поставить сумку с книгами, и она бы не упала.
Паша отвернулся, как будто женщина и не к нему обращалась. Конечно! Ему рядом со мной было гораздо интереснее.
– Ему получше, – поспешила объяснить участливой женщине я, пока Паша что-нибудь не брякнул, а толстый парень не отпихнул ее изо всех сил. – Стой спокойно, – сквозь зубы сказала я Паше. – Иначе я выйду и пойду пешком.
– Не дойдешь! – радостно воскликнул Паша.
– Я – дойду! – Я постаралась посмотреть на Пашу так выразительно, чтобы он услышал меня и прекратил прижиматься ко мне ногой, боком, животом, точнее, его отсутствием, и главное – разгорающимися от моего близкого присутствия чреслами.
Опыта мне не хватает, но ума-то хватает, чтобы понять Пашино волнение, его причины и возможные последствия. Главное последствие – я от Паши теперь не отвяжусь до самого детдома. И расстояние в два километра от второго автобуса по просеке просто так не преодолею. Надо или поссориться с ним окончательно, или…
Я взглянула на Пашу. Ну кто все-таки умнее? Ваня-дурак или Василиса Прекрасная? Конечно, Василиса, то есть я.
Сейчас его надо отвлечь.
– Я у Милютина в гостях была, – сказала я и стала смотреть, что будет с Пашей. – Вчера.
Паша покраснел, побелел, открыл рот, забыл закрыть, так и стоял, думая, что сказать, что спросить. Ничего не придумал, стал ждать, что я скажу еще. А я молчала. Паша сопел-сопел, потом спросил:
– И чё?
– Ничего. Попила чаю и ушла.
– Всё?! – слишком громко спросил Паша, так что окружающие недовольно посмотрели на нас. С Пашей иначе не бывает.
