Я посмотрела, как он сел в автобус, помахала ему рукой, даже улыбнулась. А что мне было делать? Плакать?
Все равно в душе у меня было очень хорошее чувство, не похожее ни на что другое. Оно заполняло меня целиком, казалось, что теплее на улице, и день был не таким холодным и промозглым. И я подумала, что это чувство – любовь.
Мы с Андреем решили, куда пойдем в первую очередь – в район, где есть дома с большими подвалами. Они так и были построены – с земляным этажом. В некоторых помещениях располагаются сейчас какие-то мастерские, лавочки, детские клубы, библиотека. Некоторые пустуют, в них живут кошки и туда пытаются залезать подростки. Для того чтобы начать обследовать эти подвалы, мне пришлось вернуться к училищу, потому что как раз там много таких домов, с полуподвальными помещениями.
Подходя к училищу, я увидела впереди знакомую рыжую шубу с большими мохнатыми отворотами и огромный бордовый палантин с золотыми и зелеными павлинами. Тетёрка… Только не это. Я замедлила шаг, и Тетёрка тоже замедлила. Я шагнула за спину мужчине, шедшему рядом, он нервно оглянулся. Тетёрка тоже почему-то оглянулась, как будто ее кто-то позвал. Это я ее позвала мысленно, своим волнением и позвала, так часто бывает. Я увидела рядом лестницу вниз и быстро шмыгнула туда. Коричневая железная дверь, к которой я прислонилась, присев рядом с ней, неожиданно открылась, и я чуть не упала.
– Не ударились, барышня? – услышала я мужской голос.
Я подняла голову. Рядом со мной стоял пожилой человек в старой велюровой куртке, клетчатом шарфе, темно-синем шерстяном берете, теплых коричневых брюках и… домашних тапочках, больших, войлочных, из-под которых виднелись толстые серые носки.
– Давайте вашу руку. Зачем пожаловали? – Он протянул мне руку и помог встать. – Фотографировать нельзя, – предупредил он. – А то ко мне как-то повадился народ. Говорят – волонтеры, а сами фотографируются и убегают. Я вроде как местная достопримечательность…
– Вы – Алексей Константинович? – догадалась я. – Учитель истории?
– Как приятно… – улыбнулся тот.
Я не поняла, что он имеет в виду.
– Приятно, что ты говоришь – «учитель истории», а не бомж.
– Но вы же не бомж, – удивилась я, оглядываясь. Надо же, как он смог здесь так все себе устроить. В большом подвале была выгорожена коробками из-под телевизоров и холодильников комната. В ней стоял стол, кресло с пледом, большой диван.
– А кто ж я? – усмехнулся пожилой человек. – Ну, давай знакомиться, говори, почему ввалилась ко мне без стука. Замок опять расшатался, надо поправить его. А то люди приходят без приглашения.
– Простите…
– Да я не тебя имею в виду.
– Я – Руся, – сказала я. – Учусь в педагогическом. Я ищу свою…
Я запнулась, подумав, что не надо сразу спрашивать о Любе. А вдруг она именно здесь прячется?
– Собаку, что ли? – спросил Алексей Константинович.
Я неопределенно кивнула.
– Да жила тут собака, все приходила, приходила, а потом пропала куда-то.
– Лохматая? Белая с рыжим?
– Ну да.
– Это Машка… Я знаю ее.
– А когда это было? Вот сейчас, недавно?
– Нет. Осенью еще.
– Понятно… Это из-за меня она пропала. Просто я… – Я замолчала, потому что решила лишнего не рассказывать. Зачем ему это все? У человека хватает своих проблем.
Алексей Константинович молчал, ничего больше не говорил. А мне так не хотелось уходить сразу. Ведь я много слышала о нем, и мне хотелось с ним поговорить.
– Ну что, – наконец сказал он, видя, что я не ухожу, – напоить тебя чаем?
– Если можно.
– Присаживайся тогда.
Алексей Константинович поставил чайник на удивительный прибор, похожий на медную кастрюльку, на которой была одна плитка.
– Что? Не видела никогда? Это керосиновый примус. Греет медленно, но надежно.
Я поняла источник довольно странного запаха, который я сразу почувствовала, попав сюда с улицы.
– Что ж делать? – усмехнулся учитель, видя, что я слегка повожу носом. – Электричества здесь нет. Я пробовал кинуть провод, запитаться к дому, да жильцы сердились, им за меня платить приходится коллективно, включают им в счет. Вот у меня лампа какая, смотри, отдали мне люди…
Алексей Константинович поднял лампу, которая довольно ярко горела на столе, и стал крутить у нее что-то сбоку. Чем больше он крутил, тем ярче становился свет.
– Вот такие чудеса.
Я огляделась. Да, правда говорили, что стены черные, с трубами, если приглядеться, то довольно страшно.
– Руки помыть хочешь? Вон там, полей себе ковшиком в ведро, – кивнул старый учитель. – А я пока покажу тебе, чем я занимаюсь. Запоминать можно, но фотографировать нельзя – мы договорились, да?
Я кивнула. Все было удивительно – и этот неожиданный человек, аккуратно одетый, как профессор из старых фильмов (я не так себе представляла старого учителя, живущего где-то в подвале в нашем городе), и огромное количество книг, ровными стопками сложенных повсюду.
– Жаль, только компьютером пользоваться не могу, – Алексей Константинович показал мне на стопку… ноутбуков. – Приносят мне старые компьютеры, уже традиция такая у людей. Почему-то все думают, что мне нужен компьютер. Может, и нужен. Да у меня электричества нет. Поэтому пишу – вот…
Я увидела старую пишущую машинку с заправленным листом бумаги. Я подошла поближе.
«То, что предлагалось в этой программе, могло бы повернуть развитие нашей страны…» – прочитала я напечатанную фразу.
– Учебник пишу, – объяснил историк. – Ведь президент объявил, что нужен единый учебник истории, по которому могли бы учиться дети, чтобы не было таких разногласий, как сейчас. Вот я и пишу. Заканчиваю уже пятый том.
– В пяти томах будет школьный учебник? – удивилась я.
– В шести, – поправил меня историк. – Но в шестом буду только портреты, фотографии, карты, таблицы, копии документов. Уже почти все готово.
– А это напечатают, да? – спросила я.
– А куда же они денутся? – улыбнулся историк. – Ведь я написал правду о нашей истории.
– Вы знаете правду?
Он внимательнее посмотрел на меня.
– Какой у меня сегодня гость… Ну-ка, садись, садись, поговорим. Такого вопроса мне еще не задавали. Правду об истории… Это очень сложный вопрос. Где она, правда?.. Но мне кажется, что я понимаю причины и следствия многих событий. А это и есть историческая правда. И я хочу, пока я жив, об этом написать. Я много лет пытался привить своим ученикам интерес к родной истории и научить их понимать происходящее. Не знаю, получилось ли.
– А неужели никто из учеников не смог вам помочь? – спросила я, не уверенная, что задаю удобный и правильный вопрос, но не спросить это я не могла. Просто я не представляла, что человек в наше время, в России может так жить. Одно дело – слышать, другое – видеть собственными глазами.
