И тут Василий облачился в джинсы, клетчатую рубашку и собрался в школу.
– Не буду больше ходить в форме, – объявил он.
– У нас что, французская революция? Май шестьдесят восьмого года? Мы бунтуем? Какие требования? – немедленно начал шутить отец.
Я пыталась его остановить. В восемь утра Вася не воспринимает шутки, как и я. Мы еще спим. Отца спасло то, что Вася, скорее всего, спал стоя и не слышал того, что говорит отец.
Ну ладно, может, стрельба так действует. Не знаю.
Со стрельбой по-прежнему все непросто. Василий втянулся. Бежит на тренировку. Показал мне, как нужно правильно держать локоть, и гордо сообщил, что стрелял уже в коричневой куртке. С ремешком лежал пять минут. На следующей тренировке будет лежать десять, пока рука не онемеет. И так, прибавляя по пять минут, пока он не сможет пролежать час.
– У тебя кости не деформируются? – забеспокоилась я.
– Некорректный вопрос.
Василий как физик и математик делит вопросы, беседы, претензии и прочие родительские изречения на корректные, некорректные, алогичные, бездоказательные. Это только то, что я запомнила. Но там очень серьезная градация. Поэтому, что бы я ни сказала, Вася отвечает в своей физико-математической манере, что меня, как гуманитария, раздражает ужасно.
– Скорректируй задачу, – настаивает сын, когда я прошу его «заняться сестрой».
– Ложное утверждение, – спокойно констатирует он, когда я кричу, что ночей не сплю, так за него волнуюсь.
Муж по-прежнему относится скептически к Васиным тренировкам и все еще надеется, что интерес быстро угаснет.
– Какой смысл проводить два часа на бетонном полу в холодном помещении? И почему у нас по всему дому рассыпаны гильзы?
Детям разрешено собирать с пола любые гильзы на память.
Мужа я понять могу – еще буквально месяц назад мы жили спокойно, все у нас было расписано на полгода вперед. Дочка ходила на подготовительные курсы, сын занимался с репетитором английским и по вечерам играл с отцом в шахматы. Теперь дочка учится в первом классе, а сын стреляет. И во всем этом виновата я.
Первый выход в свет. Зато у нас платье красивое
Конечно, я очень нервничала перед концертом по случаю Восьмого марта. Все-таки это первый, так сказать, выход в свет – и дочки, и мой. На нервной почве у меня высыпал герпес на губе, который я замазала чем могла. Так что губы у меня получились надутые, «уточкой», потому что только в таком положении они не болели. А в улыбке уже болели. Я надула губы, накрасилась, нацепила самые узкие джинсы и отправила мужа за цветами.
– А меня пустят? – уточнил муж. – Вроде бы праздник для мам и бабушек.
– А парты кто будет таскать и расставлять? Один папа там точно пригодится.
Зачем ему знать, о чем беспокоятся наши мамы? Оказывается, судя по стихам, дети поздравляли мам мам, то есть бабушек по материнской линии, а мам пап в стихах не было. Родительницы заламывали руки и спрашивали совета: «Что делать, если свекровь решила пойти на праздник внучки, а стихов про свекровей нет?»
Некоторые мамы даже советовали не пускать свекровь на праздник. Весь вечер я читала анекдоты про свекровей и истории из жизни свекровей наших родительниц. Тут я (как потенциальная свекровь) внутренне встала на их защиту – да, не повезло с невестками. Злые какие-то.
Родителям разрешили устроиться на столах вдоль стеночки, детей же усадили на стульчики. Дети читали стихи, пели песни. Сима тоже читала и пела. А я чуть не плакала. Она казалась такой маленькой на общем фоне, будто малышку из детского сада по ошибке привели в первый класс. Впрочем, там были две девочки, которых, казалось, из третьего класса привели в первый. Такие уже вполне девочки-девочки, почти восьмилетки. В этом возрасте разница в месяц уже чувствуется, не то что в год! Дочка их называет «старшие девочки». Они с ней не очень дружат, но я решила не расстраиваться – подождать, пока они увидят наше платье для выступления. Симу задвинули в угол, и она там стояла, пела, показывала руками, как пекут «оладушки у бабушки».
Нет, класс смешной подобрался. Даня – с явными актерскими способностями и харизмой. Он просто стоял и пел, а все покатывались со смеху. Даня успевал сделать тридцать три движения в секунду: например, состроить рожицу, передразнивая, как поет девочка справа. Очень похоже получилось. Потом он начал приплясывать, дрыгая ногами. Девочка его одергивала, но он делал ей рожки и опять изображал, как она поет. Мама Дани сидела рядом со мной – спокойная дама, немного сонная, как в полудреме. Мне даже показалось, что она уснула. Она не пыталась шикнуть на сына, не кричала ему, чтобы он прекратил кривляться. Не хлопала, не хохотала вместе с остальными. Она сидела с одинаковым выражением лица.
– Ну артист! Вицин! Копия! – воскликнула одна из бабушек.
Мать с удивлением посмотрела на собственного сына и снова погрузилась в дремоту. Даня же, чувствуя симпатию публики, продолжал свои комические этюды: упасть, встать, снова упасть, заправить рубашку, вытащить рубашку, сделать умное лицо, неумное лицо, равнодушное, спящее, испуганное, опять умное. Дети на него не обращали никакого внимания, видимо, привыкли. А мамы так уже просто с парт падали от хохота.
Дети должны были еще читать стихи, но Даня продолжал изображать, как печет «оладушки у бабушки». Воображаемые «оладушки» у него падали на пол, летели в потолок, обжигали руки, падали на голову девочке-соседке. Наша Сандровна, умиленно глядя на поющих детишек, наконец обратила внимание на надрывающихся от смеха родительниц. И немедленно догадалась о причине.
– Даня, во второй ряд! – скомандовала она.
Лучше бы она этого не делала.
Мальчик, повесив голову, пошел во второй ряд, и дети начали читать стихи по цепочке. Даня подпрыгивал на месте, выглядывал из-за плеч одноклассников и уже чуть ли не брейк-данс за спинами танцевал. Мамы тоже тянули шеи, чтобы получше разглядеть Данины экспромты.
Посередине стояли Кира и Саша. Самые высокие в классе. Кира – это мальчик Кирилл, а Саша, напомню, – девочка. Саша отлично читала – прекрасная дикция. Она была ведущей концерта. «Старшие девочки» от Киры млели и стреляли глазками. Тот делал вид, что равнодушен. Но когда он вышел в коридор, беготня затихла и замедлилась. Явный авторитет. Вид у него был колоритный: бритые виски и торчащий ирокез. Челка длинная и сваливалась на одну сторону. Так сейчас стригутся девочки – выбривают над ухом часть, оставляя сверху длинные волосы. Представьте себе такого мальчика-первоклассника. Да я сама в диванчик вжалась от смущения, когда его увидела. На Симу внешность одноклассника никак не действовала – она ему что-то лопотала про то, что будут шарики. И она хочет сразу два.
– Будет, – пообещал Кира, – я тебе свой отдам.
– Ты дашь мне свой шарик? – восторженно уточнила Сима.
– Отдам. Мне не нужен.
– Я не возьму – тебе тоже шарик нужен. Даже мальчики шарики любят. Вот моему брату уже шестнадцать, а ему нравится со мной мультики смотреть.
