Спасла ситуация Шушука, которая в десять вечера написала на голубом глазу: «Ой, девочки, что делать? Домашку не записали! Подскажите, что задали-то?» Правильно, самое время разрядить обстановку.
Я точно знаю – в школу ходит четырнадцать человек из тридцати. Сима всех по головам пересчитала. Она вообще все, что видит, считает. Ей все нравится. Спокойно, не душно, мало кто бегает на переменах, в столовой можно сок купить, никакой очереди, никто не толкается.
Мои школьные годы чудесные. Туалет на улице, где растут самые красивые розы
Сима стала спрашивать, как я училась. Вася тоже спрашивал. Сыну я рассказывала – он смеялся, думая, что я придумываю на ходу. Ему нравились мои рассказы, которые он считал фантастическими и юмористическими. Симе я не знаю, что говорить.
Три самых счастливых школьных года. Я училась в северокавказской сельской школе. Туалет был на улице. Деревянное строение с тремя дырками в полу. Нужно постараться, чтобы не упасть. Особенно зимой, когда какашки и моча замерзали, превращаясь в ледяную корку. Пока пристроишься, писать расхочешь. Туалет регулярно засыпали хлоркой и известкой. До дома терпеть было бессмысленно – тоже туалет на улице. Тоже холодно. Тот же запах хлорки.
Все свидания назначались за туалетом. Особенно весной. Там росли кусты сирени, розы, дерево черного тутовника. И сирень перебивала запах хлорки. А розы там были самые роскошные.
Столовой в школе не было. Родители готовили сами и накрывали общий стол. В любой момент на любой перемене можно было подойти к столу и взять все что хочешь: пироги, курицу, сладости. Воду не пили. На столах стояли банки с компотами – все пили компоты. Из груши, черешни, вишни, клубники. Мамы закатывали компоты еще осенью, по сто-двести-триста банок, и приносили в школу. Никакой очередности тоже не существовало, но еда была всегда, как и компоты. Да, еще варенье – из черного тутовника, из белого, из белой черешни, из черной. Ореховое – в разных видах. Конфеты и шоколадки появлялись только по большим праздникам, как и газировка. Конфеты считали роскошью. Печенье никто никогда не покупал – мамы пекли сами. Сами же делали козинаки из семечек и грецких орехов. Сахара тоже не было. Обычного. О существовании кускового никто не знал. Сахарный песок все закупали мешками на варенье и компоты. В школу «сахар» делали сами – фруктовый. На столе лежали сахарные кристаллы из виноградного сока, которые нужно было отламывать. Считалось, что виноградный сахар очень полезен – от всех болезней спасает. Наверное, так и было. Я не помню, чтобы болела. Или кто-то из моих подруг болел. Зимой девочкам разрешалось прийти ко второму уроку.
– А я сегодня печку на зимней кухне сама растапливала, – сообщала учительнице моя подруга Фатимка.
И я сама себе завидовала – мне только двор подмести пришлось. А печку растопить – это тяжело. Надо щепок сначала нарубить, дров натаскать, саму печку почистить, все кастрюли, сковородки подготовить. А еще белье погладить – его всегда на зимней кухне гладили. Еще и тесто поставить – чтобы поднялось. Когда мать придет на кухню – все сверкать должно. Только после этого можно идти в школу.
Уроки? Мы делали что хотели. Иногда девочек отправляли на целый день вязать или танцевать. Мне нравилось и то и другое. Хотя от вязания болели пальцы, а от танцев – спина. Учительница танцев ходила с тонким прутом и била нас по спинам. Иногда оставались следы. Мы терпели, потому что красивая осанка – залог счастливого брака. Кто же сутулую девушку замуж возьмет? Учительница по вязанию тоже могла больно ткнуть крючком в запястье, если «столбик» неровный получался.
Мне нравилось учить осетинский язык. Я даже смеялась над бабушкой – я могла писать, а бабушка только читала. Дома мы всегда говорили по-русски. Бабушка понимала односельчан, однако отвечала по-русски. А я отвечала по-осетински. Стала постоянной ведущей на всех концертах, отчего очень страдала. Считалось, что ведущей быть очень почетно, а мне хотелось танцевать и петь. Но я не умела танцевать так, как Фатимка, – во мне не было той нутряной тонкости, покорности, нежности и страсти. Я не умела петь так, как пел Жорик. У него голос шел из желудка. Зато я умела красиво и четко объявлять номера, и бабушка не брила меня налысо, когда заводились вши. А вши заводились раза четыре в году.
У нас не было школьной формы. То есть была, но ее берегли – для выступлений, встречи почетных гостей и праздников. Зимой всех девочек проверяли на наличие шерстяных штанов под юбкой. Явишься в школу без рейтузов – крику будет на все село. Фартуки тоже были, но самодельные. Девочки шили их сами. Что сошьешь, в том и будешь ходить. Под фартуком – обязательно кофта. Теплая. На ногах галоши. Мы носили галоши, оставляя их перед входом в школу. Вместо сменки – шланг. Нужно было помыть обувь.
Были и диспансеризации. Нам выдавали спичечные коробки, и мы отправлялись в туалет – на анализ кала. Кал соскребали со стенок. И ни разу ни у кого не нашли яйца глист. Известка со стен туалета считалась «счастливой» – если потрешь руки, то обязательно хорошо сдашь экзамен. Перед экзаменами все питались лепестками сирени – искали пятилистники и съедали. Самыми надежными считались кусты у туалета. Я помню запах сирени. Запах сирени – вот что осталось у меня от тех трех лет.
Все проходит. Даже карантин. Снова в школу
Анаграммы мне не даются никак. Из слова «мать» составить «тьма» – это я еще могу. А вот над «никелем» думала весь вечер – и так, и сяк, никак. Настроение испортилось, авторитета лишилась. Главное, не могу избавиться от мыслей про никель. Сходила в душ – под водой мне лучше думается. Ну, никак не получается. Спросила всех, кого могла. Правильный ответ – «ельник». Я даже на бумажке это слово записала, чтобы не забыть. Ну да, ельник! Все дети в первом классе должны знать, что такое ельник. Но меня ждала очередная анаграмма. Мошкара. Да что же это такое? Решила спросить у Гугла. Очень популярный оказался запрос – «помогите составить слово из слов…».
Считается, что анаграммы развивают у детей логические способности. Не знаю, как у детей, у меня они развивают аппетит – я пока сижу над заданиями, жую детские сушки и соленые крендельки. И выпить очень хочется. Не вина, а пива, которое я терпеть не могу. Но под анаграммы, мне кажется, пиво хорошо пойдет. И рыбка сушеная, вяленая. Скумбрия горячего копчения. Или даже банальная вобла. Я так размечталась, что на следующий день поехала на рынок и скупила все варианты рыбы.
– Ты, случайно, не беременная? – уточнила продавщица. Я у нее уже лет десять селедку покупаю и никогда в сторону вяленой рыбы не смотрела.
– Нет, случайно не беременная. Просто нервная, – пояснила я.
В школе все-таки объявили карантин и отправили детей по домам. Общение мам в чате утихло. Кто-нибудь вяло спрашивает про ДЗ. Кто-нибудь – это, конечно, Шушука. Часов в десять вечера. Опять потеряли тетрадь, учебник оставили в классе, и что теперь делать – непонятно.
Сима скучает по своему поклоннику Дане. Он ей чистые листы на ИЗО выдавал.
– Куплю тебе к следующему уроку, – пообещала я.
