К сожалению, первое время в его районе ничего существенного не происходило, пока Грюнзее снова не попало на страницы печати.
Обстоятельства гибели Кемпки показались Клуте загадочными, и он решил докопаться до истины. Расспросил десятки людей, обшарил все окрестности Грюнзее. Кое-что ему удалось обнаружить, но вдруг последовал вызов в окружной комиссариат, в Зальцбург, и советник юстиции первого ранга Фрайбергер приказал ему кончать «эту канитель, это шерлокхолмство». «От вашей версии на сто километров разит дилетантством. Вы ставите нашу полицию в идиотское положение, Клуте. Мы официально уже сообщили в Швейцарию, что это несчастный случай. А вы говорите черт знает что, компрометируете нас».
Клуте не мог понять, почему попытки выяснить истину могут компрометировать полицию, но дознание вынужден был прекратить, так как боялся потерять место. Однако сейчас, когда к нему приехал журналист, да еще такой известный, как Фак, Клуте вновь решил заняться этим делом. С первых же слов комиссар почувствовал, что Фак тоже склоняется к версии о насильственной смерти Кемпки…
Фак высказал свои соображения по этому поводу и предложил:
— Давайте попробуем вместе проследить точную последовательность событий… Кемпка остановился в Бадль Креуце в гостинице, побывал на Грюнзее и на другой день вечером получил записку…
— Когда именно он получил записку, я точно не знаю. Он показал ее хозяину утром следующего дня.
— То есть второго?
— Да.
Клуте открыл сейф и достал клочок бумаги. Даже непосвященному в криминалистические хитрости Факу было ясно, что почерк изменен. «Кто ищет золото, рискует жизнью», — было написано довольно четко.
— Эту записку вы нашли в номере Кемпки?
— Нет, мне передал ее хозяин гостиницы.
— Откуда она у него взялась?
— Кемпка сам отдал ее хозяину и сказал при этом: «Это у вас так принято шутить?» И пошел к машине, чтобы ехать на Грюнзее. Хозяин сначала хотел выбросить эту записку, а потом передумал: слишком много шума последнее время было вокруг Грюнзее — и при оказии передал ее мне. Тогда он не предполагал, что это — реальная угроза…
— Кемпка тоже, очевидно, не придавал значения этой угрозе?
— Очевидно, иначе он должен был принять какие-то меры предосторожности, — согласился комиссар.
— Ну а если и придавал… Мужчине, а особенно молодому, часто трудно признаться в том, что он чего-то боится. Если он совершенно не придавал значения этой записке, то, наверное, просто никому бы ее не показал, а выбросил в мусоропровод.
— Пожалуй, вы правы.
— Но тем не менее он не мог уже остановиться, он должен был довести начатое дело до конца. Это логично. Я бы тоже так поступил, — продолжал рассуждать вслух Фак и спросил: — А что по поводу этой записки сказал вам Фрайбергер?
— Он сказал, что у него полный сейф таких записок. Один такой автор, например, сообщает ему, что в субботу четырнадцатого августа в тринадцать ноль-ноль начнется атомная война. И приписка: «Советую вам уехать на Маркизовы острова, только там вы найдете спасение».
— Но ведь это совсем другое. Тут мы явно имеем дело с шутником, а может быть, с шизофреником, — улыбнувшись, сказал Фак.
— Примерно так же сказал ему я, но… не хочу повторять, что услышал в ответ.
— С этим ясно. Теперь вы, кажется, говорили что-то об окурке сигареты. Разве это так существенно? Ведь окурков можно найти везде сколько угодно.
— Да, это так. Но на Грюнзее никто не бывает. Ведь эти места стали как будто зачумленными. По крайней мере, это были единственные два окурка, которые я нашел у озера. Кемпка, как установлено, не курил. Шрот тоже не курит. Кроме Розенкранца и человека, который ехал с ним, никто в эти дни не появлялся в тех краях.
— Кстати, о Розенкранце. Вы, конечно, беседовали с ним?
— Да.
— И что же?
— Он не вызвал у меня подозрений. Он вел себя слишком уверенно и даже, я бы сказал, заносчиво.
— Но ведь Розенкранц, судя по всему, — человек, который умеет владеть своими чувствами.
— Все это так. Но я не думаю, что это сделал он.
— С ним, кажется, был еще один человек?
— Да, этого он не отрицает. Однако с полной невозмутимостью утверждает, что никакого отношения к этому человеку не имеет, что тот попросил по дороге подвезти его.
— А сам Розенкранц искал подходящее место для летнего отдыха?
— Так он объяснил цель своего приезда.
— Но Цель-ам-Зее, где он живет, — курортное место.
— То же самое заметил ему и я, на что он ответил: «Так уж устроен человек, из Ниццы едет отдыхать в Африку или Грецию, а из Греции — в Ниццу…»
— В логике ему не откажешь.
— Я установил также, что Розенкранц курит только сигары…
— А из каких мест этот человек, который ехал с Розенкранцем?
— Вот этого мне не удалось разузнать.
— Вы говорите, что нашли два окурка сигарет «Бельведер»? Скажите, а на окурках сигарет вы не обнаружили отпечатков пальцев?
— Нет, не обнаружил. Хотя окурки, как подтвердила криминалистическая экспертиза, были довольно свежими.
— Это уже интересно, — сказал Максимилиан.
— В том-то и дело.
— А сколько времени сохраняются отпечатки пальцев на бумаге?
— Это зависит от многих причин: на какой бумаге, при какой температуре. В прохладную погоду они сохраняются дольше. Именно такая погода была в день убийства и в последующие за ним дни.
— Значит, человек, который курил «Бельведер», либо был в перчатках, либо его руки были смазаны какой-то жидкостью, которая не оставляет отпечаток. А зачем это было нужно ему?
— Я думал об этом. Но известно также, что после мытья рук (после купания) в течение примерно получаса не наблюдается каких-либо заметных жировых выделений, которые и оставляют следы.
— Я не знал этого. Что ж, господин Клуте, мне пора. Я должен поблагодарить вас за беседу. Она была очень полезна.
— Я только напоминаю вам, что наша беседа носила частный характер. Не ссылайтесь на меня до тех пор, пока я не дам на это своего согласия. Я решусь выступить только в том случае, если накоплю по этому делу достаточно фактов.
— Хорошо, господин Клуте, я обещаю вам все это. До свидания.
— До свидания. Я надеюсь все же распутать это дело.
Клуте, худенький, небольшого роста, стоял на пороге районного комиссариата. В выражении его лица появилось что-то новое: уголки губ несколько опустились и твердо были сжаты маленькие кулаки.
Глава седьмая
Фак принадлежал к числу тех людей, которым трудно на что-либо решиться, но если уж они решатся, то стремятся довести начатое до конца.
