– А ты не смейся, Гош. Сам-то, смотрю, тоже вокруг Вари счастливого гопака наплясываешь! И вообще, не действуй мне на нервы! Тут и без тебя есть кому.
– А когда за стол сядем?
– Скоро, у меня все готово почти. Сейчас Варя хозяйничает на кухне, она там какой-то салатик исключительно вкусный строгает.
– Да, она это умеет, – произнес Гоша с нескрываемой гордостью. – А если б ты знала, какой она борщ вчера зафигачила! У-у-у… А ты говорила, к семейной жизни не приспособлена!
– Да когда это было, Гош! Я такого и не помню уже.
– Тихо, мам… Ты послушай… А что это наша бабушка Люба Егорке бормочет? Слышишь?
Юля подалась чуть вперед, напрягла слух. Боже, да это стихи!.. Любочка, похоже, в своем репертуаре! И что мы ребеночку читаем? Надо послушать…
…Вошел. Полна народу зала,
Музыка уж греметь устала,
Толпа мазуркой занята,
Кругом и шум и теснота…
– Мам… Она что, ненормальная? – тихо прошептал ей на ухо Гоша, пожимая плечами. – Какие стихи, какая мазурка, ребенку всего месяц от роду? Тем более он спит…
– Перестань, как тебе не стыдно! – прошипела она сердито, ткнув сына локтем в бок.
– Ой, мам, больно же… – возмущенно прошептал Гоша, но не удержался, продолжил: – Нашла-таки себе наша бабушка благодарного слушателя в лице Егорки! Ну, все! Теперь он сразу стихами заговорит, без традиционного «мама-папа» обойдется… Причем сразу – про мазурку! И что мы будем с ним делать, а?
Юля глянула на него гневно и, улыбнувшись, поинтересовалась у Любы ласково:
– Любочка, а что ты Егорке так выразительно декламируешь?
– Так это же из «Евгения Онегина»… Красиво, ему нравится…
– Откуда ты знаешь, что ему нравится?
– А я чувствую, Юлечка. Он спит и слышит во сне… Я ему Пушкина решила читать, чтобы хороший вкус развивался с рождения! Ты только послушай, как чудесно звучит!
Бренчат кавалергарда шпоры,
Летают ножки милых дам,
По их пленительным следам
Летают пламенные взоры…
– Ага, ножки милых дам… Ребенку страсть как интересно про ножки! – снова тихо прокомментировал Любочкины старания Гоша, когда та отошла к окну. – Мам, она точно ненормальная!
– Прекрати, Гош! Как тебе не стыдно! Да она, между прочим, нормальнее нас всех вместе взятых! И что ты вообще принимаешь за норму? То, что не можешь читать Пушкина наизусть?
– А зачем?
– Дурак ты, Гоша, вот что я тебе скажу… Хотя… Чего я тебя ругаю? Я ведь тоже раньше считала – зачем?
– А теперь по-другому считаешь?
– Да. Благодаря Любочке. Знаешь, я очень рада, что меня с ней судьба свела. И вообще – чего ты ко мне привязался? Сидит тут, комментирует… Иди на кухню, помогай жене салатик строгать!
– И пойду!
– Иди, иди…
Гоша ушел, а Юля вздохнула счастливо, прикрыла глаза, откинулась на спинку дивана. Хорошо… И вздрогнула, когда услышала в дверях скрипучий голос Вероники Антоновны:
– Значит, одна бабка спит, другая младенцу литературный ликбез проводит! Молодцы, что еще скажешь! Поднесите-ка мне его поближе, Любочка, я в рожицу гляну… Хорош, хорош… А что это вы ему читаете, Пушкина, что ли?
– Да, Вероника Антоновна, Пушкина…
– Ну-ну. Правильно. Валяйте дальше, я с удовольствием послушаю. Только чуть ниже в тональности и чуть громче, а то попискиваете, как мышь, которой на хвост наступили.
Любочка начала читать дальше, польщенная одобрением Вероники Антоновны, а Юля тихо поднялась с дивана, пошла по коридору в сторону кухни. И вдруг остановилась, не дойдя до дверей и услышав Варин голос:
– Как хорошо, когда все вместе, правда, Гош? Какие они все милые!..
– Да. Но без них лучше. Не представляю, как бы я с тещей жил.
– Го-ош… Прекрати, а? – пропела Варя с теми же сердитыми интонациями, которые выпевала недавно сыну и Юля.
– А я что? Я ничего, Варь… Я просто хотел сказать, что к мамам и бабушкам лучше в гости ходить, чем жить с ними под одной крышей.
– Да, твоя мама большой подвиг совершила, конечно. Я понимаю.
– Это ты сейчас про наши квартирные переселения говоришь, Варь? Да, согласен, это подвиг. Иначе пришлось бы мне с тещей жить и каждый день стихи наизусть шпарить!
– Го-о-ош… Ты опять?!
– Все, не буду, сдаюсь…
– А ты заметил, как Юлия Борисовна хорошо выглядит? Такая счастливая…
– А ты что, не счастливая?
– Я?! Ну ты идиот… Да нет на свете женщины счастливей меня…
Юля стояла под дверью затаив дыхание. Конечно, подслушивать нехорошо, но… Иногда можно. Тем более такой диалог… А чего они замолчали? Ага, целуются, наверное.
И пошла обратно по коридору на цыпочках, заглянула в гостиную. Любочка продолжала выпевать пушкинские строки, Вероника Антоновна слушала ее внимательно. Потом вдруг перебила:
– Любочка, ребенку необходимо разнообразие! Вы романсы, к примеру, петь умеете?
– Романсы? – тихо удивилась Любочка. – Нет, романсы я не пою…
– А жаль… Помню, я в ваши годы весьма недурно исполняла романсы. Мой муж, Иннокентий Ковальчик, очень гордился моим голосом!
– А хотите, я Шекспира почитаю? Для разнообразия?
– Что ж, давайте Шекспира. Жаль, что мой голос иссяк в старости, я бы ребенку спела сейчас…
Гоша тихо подошел, встал с Юлей рядом, наклонился к уху, прошептал, указывая глазами на Веронику Антоновну:
– Еще одна ненормальная… Только романсов Егорке не хватало, ага? Пусть уж лучше Пушкин будет!
– Шекспир…
– Что – Шекспир?
– Люба собирается читать Шекспира.
– Да какая разница…
– Гош! Ты угомонишься сегодня или нет? – тихо заговорила она, так, чтобы не услышали из гостиной Вероника Андреевна с Любочкой. – Чего ты хочешь, не гневи бога! Ты счастлив, я счастлива… Запомни – семейного счастья без обременения не бывает! Может, в этом и состоит его смысл… Думаешь – обременение, а на самом деле – чистой воды счастье. Ты лучше послушай Шекспира, послушай… Может, и сам поймешь…
Любочка, укачивая в руках ребенка, выпевала нежно и трогательно:
Конечно, я так сильно влюблена,
Что глупою должна тебе казаться,
Но я честнее многих недотрог,
Которые разыгрывают скромниц…
[1]– Что это, мам?
– Это монолог Джульетты, Гош. Джульетты, которая живет в каждой женщине. И во мне, и в твоей Варе, и в Любочке, и даже в Веронике Антоновне. Ты помни об этом всегда, сын…
