– Не знаю, мам… – пожала плечами Варя.
– А чего тут не знать? – снова фыркнула Светлана Ивановна, подталкивая мужа вперед. – Вот, Николай Трофимович эту квартиру продавать будет! Он по документам собственник, так что имеет право!
– Погодите… Погодите, как же так? – жалко улыбнулась Варя, пытаясь заглянуть отцу в глаза. – Как это, продавать? А где же мы с мамой будем жить?
– Так ты ж замуж выходишь, вот к мужу на жительство и переедешь! – уверенно заявил Николай Трофимович, но в глаза дочери взглянуть так и не решился, пугливо отвел их в сторону.
– А мама? Где будет жить мама?
– А с чего бы это должно его волновать, а? – резко развернулась к Варе Светлана Ивановна. – Да пусть где хочет, там и живет. Не его дело. И без того столько лет жилплощадью пользовались, пора и честь знать! А то, гляди, совсем обнаглели. Так, что у вас тут, мне посмотреть надо.
Светлана Ивановна тяжелой хозяйской поступью отправилась обозревать квадратные метры, оставив «обнаглевших» в состоянии ступора. Варя стояла, глядела молча на нее исподлобья, Люба же совсем перетрусила, скрылась на кухне, встала лицом к окну. Плечи ее тряслись, вот-вот заплачет.
– Так, так… Что у вас здесь? Ванная? Ага… С туалетом совмещенная… – доносилось на кухню бормотание Светланы Ивановны. – Это плохо, Коль, что совмещенная, цену сбавить придется… А балкон есть? Ой, да тут стол накрыт!.. Гостей, что ли, ждете? Богато живете, однако. И колбаса сырокопченая, и семга… А ты говорил, Коль, они бедные да несчастные, как жить будут! Погляди, эвона, как столы накрывают! Ничего, проживут…
– Свет… Может, мы пойдем, а? Ну, глянула на квартиру, и будет…
– Ладно, пойдем, – неожиданно покладисто согласилась с мужем Светлана Ивановна. И, обращаясь к Варе, проговорила с тихой яростью, будто Варя с ней спорила: – Ну, ты меня поняла, надеюсь? Значица, квартиру мы на продажу выставляем. Пока то да се, время у вас есть, чтобы спокойно съехать. Уж прости отца, что так получилось, но нам и самим квартира нужна. Наше дело предупредить. Пойдем, Коля…
Когда за ними закрылась дверь, Варя зачем-то внимательно стала разглядывать свои дрожащие ладони. Потом услышала, как тихо всхлипывает на кухне у окна мама, повернулась, подошла к ней, обняла за плечи. Сказать ничего не могла – в горле образовался сухой и твердый ком. Протянула руку, распахнула створку, с жадностью вдохнула холодный влажный воздух, глянула вниз…
Внизу, во дворе, Гоша припарковал машину, суетился с пакетами, не замечая, как вышли из подъезда Николай Трофимович с женою. И они его не заметили, прошли мимо. А может, не захотели заметить… Зачем?
* * *
– …Юль, я так не могу… Я же чувствую, с тобой что-то происходит! С мамой поссорилась, да?
– Смотри на дорогу, Адам, поворот не пропусти… Щербакова, шестнадцать… Наверное, Любочкин дом – это вон та облупленная пятиэтажка, как думаешь?
– Да, наверное. И все-таки, Юль, не уходи от вопроса! Я вижу, у тебя слезы в глазах стоят.
– Да? Сейчас в зеркало посмотрюсь… Ладно, давай хотя бы во двор въедем, там и поговорим. И правда, не хватало еще при Любочке и ребятах расплакаться!
Адам въехал во двор, припарковался недалеко от детской площадки, пустой в такую холодную ветреную погоду. Развернулся корпусом к Юле, потребовал коротко:
– Рассказывай!
Юля вздохнула, пожала плечами, вяло махнула рукой. Помолчав, проговорила тихо:
– Ничего у меня не получается, Адам… Я все равно твою маму раздражаю, не принимает она меня. И не примет, наверное. Я не могу так, не могу, мне тяжело.
– Может, мне снова договориться с Надюшей, чтобы она приходила и за мамой ухаживала?
– Нет, не надо Надюшу. Это не выход, Адам.
– Тогда давай я сам буду за ней ухаживать! Я научусь, мне не сложно.
– Нет… Да и не в этом дело, кто станет за ней ухаживать. Я ведь не о физической усталости говорю, а о домашней атмосфере вообще. Когда все время каверзы со стороны ждешь, подвоха. Только вроде все устаканится, и опять как в пропасть летишь. Полное бессилие наступает. А я так стараюсь, Адам! Изо всех сил стараюсь!
– Может, ты преувеличиваешь проблему? Или слишком стараешься? Может, надо просто плыть по течению?
– Да, ты прав… Когда слишком стараешься, всегда реакция на подвох больнее. Да, я стараюсь, я хочу как лучше. Я не умею по-другому.
– И что же делать, Юль? Давай будем искать выход. Будем тебя перевоспитывать, чтобы ты не была такой старательной. Чтобы старалась хотя бы на четверку, а не на пятерку. А можно и на тройку научиться стараться, если постараться, прости за каламбур.
– Да, смешно. А только у меня сил больше не остается, Адам. Сегодня утром вдруг почувствовала – сломалось во мне что-то. И никак восстановиться не могу.
– Наверное, ты просто устала, Юль.
– Да, я устала.
– Значит, тебе нужно отдохнуть… Хочешь, съездим куда-нибудь на недельку? Хотя я сейчас вряд ли смогу вырваться… Но ты можешь съездить одна. А с мамой Надюша останется.
– И что это изменит? Проблема все равно не решится. Нет, не хочу я никуда ехать. Лучше я… Лучше я у себя дома поживу. А ты будешь приходить ко мне. Вечером приедешь, утром от меня на работу уедешь.
– Это не выход, Юль. Это бегство. Это ничего нам не даст.
– Но что, что тогда делать? Скажи? Скажи?
Юля и сама удивилась, насколько капризно прозвучали ее вопросы, почти с истерикой. И от досады на саму себя вдруг расплакалась – никогда не была истеричкой. Этого еще не хватало – в слезных конвульсиях биться!
Но и остановиться уже не могла – плакала и плакала, глядя в зеркальце и промокая салфеткой влагу под глазами. Накрашенных глаз было жалко – надо же еще в гости идти. Хорошо, что Адам не мешал ей плакать – сидел, сложив ладони на руль, смотрел прямо перед собой. Юля вдруг испугалась – о чем он сейчас думает? А вдруг он решает сердито – и черт, мол, с тобой, уезжай к себе!.. Сбегай, если не можешь.
И слезы высохли в один миг. Юля вздохнула, охлопала себя по щекам, проговорила более-менее спокойно:
– Ладно, идем. Неудобно, они ждут. Может, даже в окно видели, что мы приехали. Идем…
– Да, идем, – встрепенулся Адам, глянув на нее коротко. – Неудобно…
Дверь им открыл Гошка – лицо у него было озабоченное. Волнуется, что ли?
– Привет… А где твои женщины, Гош? Почему нас не встречают?
– Они на кухне…
– Гош… Что-то случилось, да?
– Да, мам. Проходите на кухню, они сами все расскажут.
Любочка сидела за кухонным столом, плакала тихо, по-детски, елозя тыльной стороной ладони под носом. Варя суетливо вытаскивала из духовки лист с подгоревшим пирогом. Улыбнулась им виновато – видите, мол, что тут у нас?..
