– Да как же хорошо, милая, я ведь не слепой! У вас лицо абсолютно трагическое! Ваше лицо плачет без слез, милая! Может, вам надо выплеснуть из себя что-то? Я к вашим услугам, я отлично умею слушать. Сейчас я рядышком с вами присяду, и…
– Отвали, а? – Снова пришлось включать грубость, потому что Козлодоев, отклячив худую задницу, и в самом деле уже мостился присесть «рядышком».
– Что? Не расслышал, простите?
– Отвали, говорю. Или еще раз повторить? Иди, присмотри себе другую милую.
– Фу, как грубо… Как некультурно… А с виду такая привлекательная, такая трагически прекрасная дама с драмой на лице.
Юля усмехнулась грустно. Надо же – дама с драмой… Вот и для нее определение найдено. Сволочь ты, Козлодоев, такую музыку внутри оскорбил. Теперь и не звучит уже. Обиделась. Зато вон электричка подходит.
От вокзала взяла такси, не стала звонить Гоше. Нет, он бы примчался, конечно, встретил, это без вопросов… Ладно, сама как-нибудь. Гоше можно и потом объявить, что пренебрегла подаренным отдыхом.
Квартира встретила идеальным порядком и одиночеством. Значит, Гошка здесь не бывал в ее отсутствие. А впрочем, чего она к нему привязалась? Ну не бывал… И вовсе не в этом дело. Вернее, одиночество квартирное не в том состоит, был здесь Гошка или не был.
Да, теперь это определенно чувствуется. Теперь вообще все по-другому чувствуется. И она тоже – другая. Неприкаянная, будто сомлевшая после тяжелой болезни. Как дальше-то жить? Надо ведь жить, суетиться как-то, заставлять себя. Телевизор включить, чтобы убить тишину, кофе выпить, позавтракать, душ принять, вещи разобрать. Гошке позвонить, наконец!
– Гош, привет, я приехала.
– В смысле – приехала?!
– В том смысле, что я уже дома. Отдохнула, хватит. Не хочу больше.
– А чего так? Вроде погода нормальная. Или случилось что?
– Да нет, ничего не случилось. Пансионат прекрасный, соседка хорошая попалась…
– Правда?! Она тебе понравилась, мам? Ой, как я рад!..
– Хм… Я тебя не узнаю, Гошка. С чего вдруг такая радость к подробностям, не понимаю?
– Ну… Просто мне интересно… Хорошая, говоришь, соседка?
– Да обыкновенная, какую уж случай послал. Правда, она с приветом немного… А в общем и целом – вполне ничего. Даже подружились потом.
– И телефонами обменялись?
– Нет, не обменялись. Зачем мне ее телефон?
– Ну как же?.. Обычно женщины после отпускного знакомства меняются телефонами. Потом встречаются, в гости одна к другой ездят.
– Нет, мы не обменялись телефонами. Тем более не намеревались встречаться и ездить в гости. Мы не увидимся больше никогда.
– А почему, мам?
– Потому что это исключено. Я никогда и ни за что не стала бы ей звонить, даже под пыткой. И вообще, чего ты ко мне пристал с дурацкими вопросами? Ужасным занудой становишься!
– Нет, мам, это не занудство. Тут другое… В общем, я должен тебе кое в чем признаться… Даже не знаю, как начать… Ты меня сейчас немного в угол загнала.
– Что, твоя Варя беременна?
– Да при чем тут это!
– Значит, все-таки беременна.
– Ладно, мам, давай так поступим… Я тебе вечером все расскажу. Мы с Варей придем вечером и все тебе расскажем.
– Ладно, валяйте вечером. Как хотите. Тоже мне, секреты полишинеля. Ну беременна, что ж теперь! Надо обязательно это событие с интригой преподнести? Не узнаю тебя, Гош.
– Ладно, до вечера, мам.
– До вечера…
Юля нажала на кнопку отбоя, забралась с ногами на диван. Не хотелось ничего делать. Ни кофе пить, ни завтракать, и уж тем более вещи разбирать. А надо еще в супермаркет идти, какие-то продукты для ужина покупать, в холодильнике мышь от скуки повесилась. Хотя до вечера еще далеко, успеется.
Как тихо. И внутри тихо, и скрипки с флейтами не надрываются. Наверное, это не тишина, а боль. Досада болит. Криком кричит от боли.
Что ты, ненормальная, наделала, что?! В кои-то поры душа твоя ожила, почувствовала, влюбилась!.. Почему ты сбежала? В отношении Любочки порядочность проявила? Ой, не смеши свою тренированную задницу! Глупость это, а не порядочность. Бабье жеманство. Ах, я такая самолюбивая вся, такая непредсказуемая, потому что Любочке соперницей быть не захотела. Не пристало мне в соперницах быть. Да ты просто идиотка горделивая, вот и все. Живи теперь, ешь свое одиночество полными ложками, обнимайся с ним и целуйся. Тебе судьба встречу устроила, подарила возможность слышать и чувствовать по-настоящему, как тогда, в юности, с Сашкой, а ты… Ты вышвырнула ее подарок походя, за ненадобностью.
Всхлипнула и заревела белугой. Подумалось вдруг – даже реветь правильно не умеет. Сроду никогда не ревела. И не потому, что не хотелось, а потому, что кожу на лице берегла. Кому, к черту, нужна твоя сбереженная на лице кожа? И фигура стройная да поджарая кому нужна, и задница тренированная? Тебе давали – ты не взяла. Дура… Дура… Ду-у-у-ра…
Когда вечером пришли Гоша с Варей, Юля выглядела, как свежий огурец с грядки – никаких следов слезной слабости на лице. Кстати, огурец и помог – чудодейственные кружочки, прилепленные к лицу, верный сермяжный способ на все времена. Да плюс обаятельная улыбка, да скороговорка обманчивая:
– Привет, сынок! Дай, поцелую, соскучилась! И тебя, Варечка, тоже… А чего такая испуганная? Не надо от меня шарахаться, Варечка, я не кусаюсь. Идите руки мыть, и за стол! Я пирог испекла! С палтусом! Гошк, ты помнишь, что в нашем доме всегда пекут пироги в особо торжественных случаях? Раньше бабушка с вязигой пекла. А сейчас вязигу днем с огнем не найдешь. Я стол на кухне накрыла, ничего страшного? Все свои, правда?
Юля говорила, а сама наблюдала за Варей, как та смотрит на Гошку. А ведь хорошо смотрит, не придерешься! Влюбленный взгляд сыграть невозможно, его сразу видно по трогательному посылу, по теплой искорке. Теперь она может этот взгляд распознать совершенно точно. А еще – они глазами разговаривали, Гошка с Варей. О чем – им одним ведомо. Будто она спрашивала у него взглядом – Гош, можно? А Гошка ей отвечает что-то.
Наверное, им новости свои не терпелось выложить, чтобы сразить ее наповал. Или добить окончательно. Ладно, ребята, не надо… Не надо меня ни в чем убеждать, я уже не та зловредная мамашка, какой была неделю назад. Если б вы знали, до какой степени не та!
– Юлия Борисовна! – торжественно начала Варя, нервно крутя в пальцах ножку бокала. – Мы с Гошей хотели вам сказать… Вернее, хотели вам признаться. И я сразу должна вас предупредить, что это была только моя инициатива, так уж получилось.
– Скажи, ты его любишь? – перебила она Варю, показав глазами на Гошку.
– Да… Да, конечно же, люблю, – пролепетала Варя, нервно пожав плечами.
– Ну так и люби на здоровье! Я нисколько не возражаю, Варь! Отдаю тебе сыночка со всеми потрохами и заранее прошу прощения за Гошкины косяки, если вылезут. Что ж поделаешь, бабское воспитание. Давайте, вперед! Женитесь, плодитесь! Что там еще говорят в таких случаях, не знаю. Ну, благословляю вас, что ли. Я постараюсь быть тебе нормальной свекровью, Варь. Не идеальной, конечно, но более-менее приемлемой. Если любовь у вас, то что ж! Так и должно быть.
