– Наверное, Шуберт приболел, – неудачно пошутила Юля, и Люба растерялась немного от ее шутки. Не знала, как реагировать. И потому чуть закаменела лицом и улыбнулась неловко. Все-таки пошутил человек, надо же хоть какую-то реакцию выдать, и лучше вежливую, чтоб не обидеть.
А Юля в этот момент про себя подумала – браво, Люба, твоя взяла. Иногда старание не заметить чужую глупость выглядит обиднее, чем когда тебя в эту глупость мордой ткнут, как нашкодившего кутенка. Так же и мы общаемся меж собой, будто на качелях качаемся. То я тебе по лбу, то ты мне в лоб. Какое-никакое, а развлечение.
За ужином Люба принялась рассказывать ей о Шуберте, и было видно, что очень старалась, будто Шуберт в ее стараниях страсть как нуждался. Будто защищала, оправдывала его в Юлиных глазах. И того не понимала, что тем самым еще более выпячивает чужое невежество. Юля слушала, кивала, вежливо улыбалась, а сама в это время думала – вот же черт дернул пошутить. Сейчас ведь не отстанет, так и будет весь ужин про этого Шуберта чесать. Как будто она обязана про него все знать, хоть тресни! Сама ж на раздражение провоцирует, зануда такая!
– …У него очень, очень трагическая судьба! Еще и оборвалась так нелепо – всего в тридцать два года… Отчего гении умирают так рано, как вы думаете?
– Наверное, потому, что за все надо платить… – задумчиво проговорила Юля, вздохнув. – Еще неизвестно, какая жизнь лучше – яркая и короткая или унылая и длинная. Если бы мы могли выбирать…
– А вы какую бы себе выбрали?
– Я? Не знаю… А вы?
Люба ей не ответила. Юля подняла глаза, глянула Любе в лицо. И в первый момент не поняла, что с Любой произошло. Плохо себя почувствовала? Сердце прихватило?
Лицо у Любы было удивленным и онемевшим – такое лицо бывает у человека, переживающего неожиданный приступ боли. Когда человек подвластен лишь внутренним ощущениям, ему не до вопросов и ответов извне.
– Люба, что? Что случилось? Да не молчите вы, ради бога! – испуганно потребовала Юля.
Нет ответа. Молчит. Смотрит куда-то вперед. Вдруг улыбнулась грустно, прикрыла глаза веками, чуть качнула головой, будто сожалея о чем…
– Люба, вы можете объяснить, что происходит? Не пугайте меня!
– Что? – вздрогнула Люба, глянув на нее с досадой. – Простите, Юля, я немного задумалась.
Юля возмущенно повела плечами – ничего себе, задумалась она! Зачем лицом-то неметь? А впрочем… Встрепенулась, и хорошо. Пора бы уж привыкнуть к Любиной непосредственности. Вон, снова глядит в ту же сторону, так же отрешенно и грустно.
Юля повернулась на стуле, проследила за Любиным взглядом. И сама в ту же секунду онемела, но не от увиденного, а от поразившего ее изумления. Люба – кто бы мог подумать! – смотрела не отрываясь на мужчину, который ужинал в одиночестве за дальним столиком у окна! Значит, вся эта отчаянная грусть, и онемение лица, и улыбка, и прикрытые веками глаза, и покачивание головой… Все вкупе предназначалось мужчине?! Кто бы мог подумать! Вот вам и тихий омут, и черти, и Шуберт с Ахматовой!
– Люба, этот мужчина – ваш знакомый, да?
– Нет, что вы… Я его впервые вижу.
– А почему вы… так на него смотрите?
– А как я смотрю?
– Вы его едите глазами, Люба. От него скоро живого места не останется.
– Что вы говорите? Это именно так выглядит со стороны? Правда?
– Правда. Я вам даже больше скажу – вы впали в состояние транса. Это что, любовь с первого взгляда, да?
Юля не удержалась, зашлась тихим коротким смехом и, опустив голову, поднесла к губам чашку с остывшим чаем. Надо было остановиться, но она не могла… Дикий какой-то смех, неуправляемый, так и рвался наружу. И вдруг Юля услышала Любино тоскливое и поперхнулась.
– Не смейтесь надо мной, Юля, пожалуйста! Меня и правда, как раньше писали в романах, будто громом поразило. Впервые со мной такое.
– Ага, знаем. Слышали. Как это в романах? Графиня с изменившимся лицом бежит к пруду? Надеюсь, вы сейчас прямо из-за стола к пруду не рванете, нет?
Люба вздохнула, а Юля снова обернулась, чтобы лучше рассмотреть объект Любиного «поражения громом». Что ж, мужчина вполне приличный, сидит себе, вкусным ужином наслаждается. Причем совершенно один сидит, только-только приехал, наверное. Еще никто к рукам не прибрал. А симпатичный какой! А загадочный – ужас! А взгляд в окно какой элегантно рассеянный! Кстати, похож на Адомайтиса из того самого фильма, как его… «Из жизни отдыхающих». Прямо дежавю с этим фильмом, честное слово. Бывает же такое. А самое из всего этого дежавю удивительное – у Любы-то губа не дура, как оказалось!
Вот только зря она на него пялится – слишком уж откровенно. Даже неловко за нее. Караул. Надо срочно выводить пораженную громом девушку из состояния транса. Но как? Пальцами перед лицом пощелкать? Совсем смешно.
– Люба, мне что-то нехорошо. Пойдемте на воздух, а?
– Что вы говорите, Юля? – отмахнулась вопросом на вопрос, будто от назойливой мухи. Но пялиться на «Адомайтиса» не перестала.
– Пойдемте на воздух, Люба! Нехорошо мне, говорю. Помогите!
– Что? Ах да… Да, конечно. Да, идемте на воздух.
Люба поднялась из-за стола, поплыла сомнамбулой к выходу. Уже в двери оглянулась с тоской, задержалась на секунду. Бессовестный «Адомайтис» так и не оторвался от процесса пищеварения, не проникся тоскующими флюидами. А может, не захотел проникаться, так ему удобнее вежливость проявить. Чего зря женщину обнадеживать?
Вышли на воздух, медленно побрели по дорожке в сторону пруда. Неловко молчали какое-то время. Люба первой нарушила молчание:
– Я сейчас очень глупо выглядела, да?
– Ну как вам сказать, чтобы не обидеть… – промолвила Юля.
– Да глупо, глупо, я знаю. Резонансно глупо. Обликом стара, душою как нимфетка. Потеряла ориентацию в пространстве и времени. Но, Юля! Вы видели этого мужчину? Он… Он прекрасен, как… Как…
– Да бросьте, Люба! Обыкновенный мужик. Да, вполне себе ничего… Приятный, ухоженный, красиво свой ужин ест. Но не более того, Люба! Чего уж вы так поплыли-то!
– Да, вы правы, наверное. Но… Он тот самый, он из моих снов… Да, он всегда мне снился, с юности еще. Именно о таком я мечтала.
– Да кто ж о ком не мечтает в юности? Нет, вы меня все больше и больше удивляете, ей-богу… Какая вы странная, однако! Ну допускаю, понравился, да. Ну, пусть будет из снов. Но надо же следить за своими эмоциями! Неужели вы этого совсем не умеете?
– Да, не умею, наверное…
– Вот и плохо! Мы с вами взрослые тетки, нам вздохи Джульетты уже не к лицу!
– А кто это определил, Юлечка? Что женщине к лицу, а что не к лицу? По-моему, каждая женщина до конца своих дней остается Джульеттой. Хотя бы в душе! И каждая ждет любви. Жаждет любви… Если даже она у нее была, и не раз, она все равно ждет и жаждет новой любви! Эта жажда неиссякаема в любом возрасте!
