– А ты неслабо подкован в истории Зоны, – отметил я, вглядываясь вглубь помещения, где мне почудилось какое-то движение: то ли белое привидение мелькнуло, то ли просто мое воображение решило сыграть со мной злую шутку. – Был раньше здесь?
– Я родился в Припяти, – невесело хмыкнул Шрам. – В тот день и год, когда был основан город. Хотя теперь это уже неважно…
– Погоди, – прервал я его. – Там что-то есть. Или кто-то.
Зал был очень длинный. Его противоположный конец терялся в темно-синем полумраке, едва рассеиваемом ультрафиолетовым светом ламп. Я взял автомат наизготовку и медленно пошел вперед. Шрам крался рядом. За каким-то громоздким устройством высотой нам чуть выше пояса мы остановились одновременно – неплохое укрытие в случае, если из глубины лаборатории на нас полезет вражья сила.
Наемник посмотрел в прицел «Винтореза», замер на мгновение, после чего протянул мне свою снайперскую винтовку.
– Глянь, – сказал он.
Я удивленно посмотрел на него. Давать личное оружие другому можно лишь в крайнем случае, а у снайперов вообще не принято, чтобы кто-то касался его инструмента – именно так называют многие из них вылизанные, пристрелянные под себя, подогнанные только под свою и ничью другую руку стволы.
Но Шрам был серьезен как никогда.
– Бери. И смотри. Только не стреляй сразу.
Я пожал плечами, взял «Винторез» и приник к прицелу.
И замер, не веря своим глазам. Хотя в глубине души ожидал увидеть нечто подобное с того самого момента, как два дня назад пересек периметр Зоны…
Хороший стрелок никогда не будет целиться так, как рисуют художники на военных плакатах – прищурив левый глаз. При такой стрельбе мышцы закрытого глаза излишне напряжены, и это напряжение рефлекторно передается другому глазу, которым горе-снайпер пытается рассмотреть цель. В итоге острота зрения, а вместе с ней и результативность выстрела уменьшаются чуть ли не наполовину.
Поэтому я не только смотрел в ПСО-1 «Винтореза», а еще и чисто автоматически краем второго глаза фиксировал то, что происходило слева от меня. Но картина, которую я видел в прицеле, настолько приковала к себе мой взгляд, что я среагировал на долю секунды позже, чем следовало…
В шею чуть ниже уха кольнуло.
Я даже не стал дергаться, а просто аккуратно положил оружие на крышку прибора, и, повернув голову влево, усмехнулся:
– Все это с начала до конца было контрактом?
Мир вокруг меня стремительно разваливался на кусочки, словно витраж, разбитый пацаном, который слишком хорошо научился стрелять из своей рогатки. Только вместо звона стекла я уже очень издалека услышал равнодушные слова:
– Ничего личного, сталкер. Ты же сам всё понимаешь…
* * *
Я вынырнул из черного омута на свет и попытался вдохнуть. Получилось. Воздух с хрипом и бульканьем ворвался в мои легкие. Я закашлялся собственной слюной, сплюнул и вдохнул снова. Получилось гораздо лучше, чем в первый раз. Вообще сейчас я чувствовал себя намного бодрее, чем после первой инъекции, которую мне сделал наемник на берегу реки.
Надо же, второй раз – и на те же грабли! Вот что значит расслабляться на островах! На будущее учту и после длительного отдыха не буду переть буром в Зону, а для начала потренируюсь с месячишко, наберу утраченную форму.
– Что ж, с возвращением на этот свет, сталкер, – прозвучал сбоку от меня чей-то незнакомый голос.
Я с усилием повернул голову – всё-таки мышцы слушались пока неважно, да и окружающая действительность воспринималась несколько расплывчато.
Однако я рассмотрел, что вишу на косом сварном кресте, кровоточащая царапина от чьего-то когтя на моей руке перевязана, а рядом стоит лысый мужик лет шестидесяти с виду.
На мужике был надет девственно чистый белый халат, и сейчас он не спеша надевал прозрачный пластиковый колпачок на иглу пустого шприца. Аккуратный, значит, одноразовые инъекторы утилизирует согласно инструкции. Судя по тому, как я себя чувствовал, мужик был не только аккуратным, но и добрым – видать, вколол мне что-то, снимающее крайне неприятный отходняк.
Что ж, и на том спасибо. Еще бы снял меня со стального «икса», было б совсем замечательно. Хотя это вряд ли. Не для того он меня к нему примотал, чтобы тут же отматывать обратно.
Туман перед глазами потихоньку рассеивался. Одновременно с этим в голове, словно в заполняемом водой аквариуме, начинали потихоньку шевелить хвостами полудохлые мысли. Значит, добрый доктор из ученой братии, иначе с какой радости ему шляться по подвалу в белом накрахмаленном халате? Получается, этот халат я и увидел, когда мы только зашли в лабораторию. Правда, потом обладатель, мягко говоря, странной для Зоны одежды исчез, а я в прицел «Винтореза» увидел то, что сейчас находилось от меня в десяти шагах.
Это были три вертикально поставленных стеклянных гроба с прозрачными крышками, сдвинутыми вверх по принципу пенала. К гробам по полу тянулись толстые кабели и прозрачные шланги.
Между ними неподвижно стояли два экзоскелета четвертого поколения, внутри которых, несомненно, находились монументовцы. Через плечо одного из бойцов был перекинут широкий ремень, помогавший удерживать в бронированных лапах тяжелый «Корд». Ствол крупнокалиберного пулемета смотрел мне точно в живот.
Второй фанатик, не осложняя себе жизнь крупногабаритным оружием, расслабленно положил себе на плечо… мой автомат. Ишь ты, падла, любит отчищенное да ухоженное оружие. Разбирается, значит. Кто бы что ни говорил, а в хороших стволах монументовцы знают толк и пользоваться ими умеют очень даже неплохо.
А в прозрачных гробах, плотно зафиксированные стальными манипуляторами, находились три человека.
У первого из них вместо ног были искусно сделанные протезы на базе экзоскелета Sarcos – новой штатовской разработки третьего поколения, кардинально отличающейся от тех, что использовались на стандартных для Зоны тяжелых бронекостюмах класса WEAR. Когда я видел этого человека в прошлый раз, на нем был одет красно-черный костюм «Борга» с большими звездами, вышитыми на погонах. Сейчас же протезы выглядывали из распоротых черных штанин, на которых никогда особо не видно ни дерьма, ни крови. Также с человека мешком свисала просторная футболка того же цвета, правда, засохшая бурая корка местами всё-таки проявлялась на ней. На руках пленника имелись несколько глубоких порезов, похожих на раскрытые безгубые рты, из которых торчали электроды. Понятно, что полковника, смотрящего на меня безучастным, отсутствующим взглядом мученика, пытали часто и изощренно. Мне даже стало его жаль немного, несмотря на то, что однажды он приказал меня расстрелять, и лишь по воле случая мне удалось избежать казни, справившись с палачами.
Во втором саркофаге находился человек, перед которым я вольно или невольно чувствовал себя виноватым. Да, мы ничего не могли сделать тогда возле Саркофага, когда бежали по мосту через Припять, прорываясь через толпу монументовцев. Этот парень рискнул жизнью ради того, чтобы наша атака стала возможной. И отдал жизнь за нас, как бы патетично это не звучало. А потом фанатики вернули его с того света, сделав из сталкера кусок послушного биологического материала, которым они набивают свои экзоскелеты. Я не винил Выдру за то, что он руководил операциями по зачистке Зоны от нашего брата, – его мозг и его тело уже не принадлежали ему. Я лишь искренне восхищаюсь тем, что он сумел каким-то образом вытащить из глубин своего сознания ту затерявшуюся крупинку человеческого, которую проглядели монументовцы и предупредить нас со Шрамом о готовящейся акции. В результате чего он сейчас висел на манипуляторах в гробу, а в его венах торчали иглы. К иглам были присоединены прозрачные трубки, по которым откуда-то из глубин лаборатории в тело Выдры поступала черная кровь с гнойным желтоватым оттенком, абсолютно не похожая на человеческую.
