Оля привыкла к неожиданным гостям, но сегодня, войдя в квартиру, остановилась в недоумении: на столе стояла початая бутылка, а Володин собеседник – крепкий жилистый старик с густыми бровями и седой щетиной – совсем не походил на студента. К тому же ее муж, обычно сдержанный и корректный, то и дело норовил хлопнуть старика по плечу и называл не иначе как Борькой. Увлеченные выпивкой и беседой мужчины не заметили Олиного появления, и, устав стоять в дверях, она в конце концов сказала: Я пришла! – постаравшись, чтобы это прозвучало саркастично и даже угрожающе: мол, я пришла, а вы что тут делаете?
Володя, однако, сарказма не заметил. Широко улыбаясь, он поднялся и, помахав Оле, представил ее:
– Это Оля, моя жена.
– Борис, – сказал старик, чуть приподнявшись.
– Очень приятно, – холодно ответила Оля.
– Это мой брат, – пояснил Володя, – он пока поживет у нас. Я думаю, положим его в Валеркиной комнате.
Оля заторможенно кивнула и пошла на кухню. Достала колбасу, нарезала и положила на тарелку. Некоторое время постояла неподвижно, а потом позвала Володю: мол, помоги мне здесь. Когда он пришел, Оля заговорила тихим, шипящим шепотом:
– Ты с ума сошел? Какой еще брат? Я о нем вообще впервые слышу! Я с тобой десять лет живу, ты мне никогда ничего о своей семье не рассказываешь, и вдруг – нате! – это мой брат, он у нас поживет! А завтра у тебя сестра объявится или мама и тоже будут жить с нами?
– Нет у меня никакой сестры, – раздраженно ответил Володя, – а мама давно умерла. Через полгода после Бориного ареста.
Оля оцепенела.
– Так твой брат что, из этих? Из… репрессированных?
– Ну да, – сказал Володя, – я потому и не говорил.
И, подхватив тарелку с колбасой, направился в комнату.
Через час пришла Женя, и сразу оказалось, что в доме есть нормальная еда. Дымилась вареная картошка, сверкали свежевымытыми боками помидоры, пупырчатые огурцы сами просились в рот.
– Похоже, я твоего пацана напугал немного, – сказал Борис. – Он, когда меня первый раз увидел, знаешь как стреканул!
– Он решил, что ты шпион, – пояснил Володя, – и собираешься меня похитить, чтобы выпытать Военную Тайну.
– Шпионом я уже был, – мрачно кивнул Борис. – Кажется, японским, сейчас и не помню.
– Расскажи лучше, как ты все-таки меня нашел? – спросил Володя. – Ты же не знал моей фамилии!
– О, хорошая история. – Борис хрустнул огурцом и одобрительно подмигнул Жене. – В тридцать девятом, после второй посадки, мне повезло: где-то на полгода я попал на шарашку. И там, в библиотеке, в каком-то журнале по органической химии увидел знакомую рожу. Победитель конкурса студенческих работ или что-то в этом роде. Тогда-то я и понял про мамину фамилию – это ты хорошо придумал!
Борис даже не захохотал, а страшновато заухал в ответ.
– А где шарашка была? – спросил Володя. – Под Казанью?
– Нет, в Тушино, – ответил Борис. – А что?
– Да знакомый у меня под Казанью был, Валя Глуховский, Валентин Иванович. Не встречал?
Борис задумался.
– Молодой такой, да? – сказал он. – В очках? Ему еще пальцы на следствии сломали.
– Точно! – Володя стукнул ладонью по столу.
Женя ясно, как будто не прошло стольких лет, увидела кривой уродливый палец Валентина Ивановича, вспомнила гадливую дрожь, пробегавшую вдоль позвоночника. Сломали на следствии… вот оно, значит, как.
– А ты, я гляжу, профессором стал, – сказал Борис, накладывая себе картошки. – Папа бы гордился, я тебе точно говорю!
– Ну, я пока не профессор, – ответил Володя, – только преподаватель. До профессора еще надо поработать немножко.
– А помню, когда ты мальчишкой был, – продолжил Борис, – ты все хотел строить новый мир. Мировая революция и прочий троцкизм. Надо ставить крупные задачи! Стремиться к грандиозным целям!
Володя скривился:
– Молодой был, глупый. А знаешь, когда мне расхотелось строить новый мир? В пять утра 14 марта 1933 года. Помнишь дату?
– Такое не забывается, – кивнул Борис. – Выпьем за нашу удачу! Как-никак, оба живы остались – большое дело по нашим временам.
– Я предпочитаю малые дела, – ответил Володя, – но за удачу – выпью.
Они выпили, и потом еще, и засиделись за полночь, так что Женя отправилась домой, а Валерка с Олей ушли спать. Водку братья допили, но все равно продолжали спорить.
– Малые дела, – говорил Володя, – вот что реально изменит мир. Достаточно революций, довольно террора. Только воспитание людей, только мелкие перемены. Шаг за шагом, медленно, но верно.
– А скажи мне, – усмехался в ответ Борис, кивая на трофейные Selza на запястье брата, – ты ведь был на фронте, правда? Не отсиживался за спинами товарищей, ходил в атаку, воевал, да?
– Все так, – кивал Володя, – и в атаку ходил, и воевал.
– Но ты же там, на фронте, не верил в мелкие перемены, шаг за шагом? Ты знал, что есть враг и нужно его уничтожить.
– Так то на фронте!
– Здесь то же самое. Мы знаем, что есть враг. И знаем, что это – наша война. Мы можем дезертировать, но нельзя говорить, что дезертировать – это правильно. Если мы не сражаемся – это значит, мы струсили. Нас просто сломали.
Они говорят всю ночь, и всю ночь Валерка не спит, вслушиваясь в каждое слово. Он знает, это очень важный разговор, его надо запомнить на всю жизнь.
Наутро дядя Боря уже не казался Валерке страшным – может, потому, что надел папину рубашку с коротким рукавом и папины же полотняные штаны.
– Тебе, Борька, в твоем костюме нельзя здесь на улицу выходить, – сказал папа. – Люди шарахаться будут.
После завтрака тетя Женя сказала строгим тоном, как всегда не допускающим возражений:
– Валерка, отведи нашего гостя к морю, покажи ему, где ты с мальчишками купаешься, а мы потом вас догоним, у нас дела по дому.
Валерка покорно кивнул: он давно понял, что спорить с тетей Женей бесполезно, а до переходного возраста, когда захочется испытать это знание на прочность, оставалось еще года четыре.
И вот они вдвоем идут знакомой дорогой, море виднеется где-то вдалеке, между вершин кипарисов.
– Дядя Боря, – говорит Валерка, – а почему вы раньше к нам не приезжали?
– А я, Валера, жил очень далеко. Долго ехать было. И адреса не знал.
– А вы путешественник? – спрашивает Валерка с надеждой, потому что если дядя путешественник, то все становится на свои места: он побывал в страшных переделках, сражался с дикарями и пиратами, и немудрено, что вчера Валерка немного напугался и даже принял родного дядю за шпиона.
– Можно и так сказать, – отвечает дядя. – Уж во всяком случае, поездил я по свету немало.
