Тогда снова артиллерия открыла с обеих сторон смертоносное свое действие. Казалось, что Наполеон решился уничтожить нас артиллериею. Пехота наша с чудесной твердостью выдержала ужаснейший пушечный огонь. В особенности войска, составлявшие угол центра, весьма потерпели, ибо там пересекался огонь с многих неприятельских батарей.
Во время сей ужасной канонады, сбивавшей с обеих сторон целые ряды, неприятель устроил несколько кавалерийских и пехотных колонн. Я предвидел жестокое нападение со стороны неприятеля. Кавалерия моя была уже крайне утомлена. Я послал немедленно за 1-й кирасирской дивизией, полагая, что она все еще на месте, мной предписанном, в коем намеревался я сохранить ее для решительного удара, но, по несчастью, была она уведена, не знаю кем, на край левого фланга.
Адъютант мой едва достиг двух кирасирских полков и, воротив оные, привел немедленно ко мне. Между тем неприятель начал уже нападение, с частью своей кавалерии занимал он нашу, а с другой врубился в 24-ю дивизию, употребленную для прикрытия батарей на высоте центра. Неприятель опрокинул оную и облегчил тем атаку пехотным колоннам, подвинувшимся тогда с другой стороны.
Высота с частью артиллерии была взята штурмом, и 24-я дивизия возвратилась в величайшем смятении, но была немедленно остановлена и построена. Тогда неприятельская кавалерия соединенными силами устремилась на нашу пехоту.
Я предвидел уже минуту решения нашей участи. Кавалерия моя была недостаточна к удержанию сей громады неприятельской, и я не смел вести ее против неприятеля, полагая, что будет опрокинута и в расстройстве притеснена к пехоте. Всю свою надежду полагал на храбрую пехоту и артиллерию, соделавшихся в сей день бессмертными. Обе исполнили мое ожидание, неприятель был приостановлен.
В сию затруднительную минуту прибыли на рысях два гвардейских кирасирских полка, я указал им неприятеля, и они с редкой неустрашимостью устремились в атаку, полки: Сумский, Мариупольский и Оренбургский драгунский последовали за ними, Псковский драгунский и Изюмский гусарский, также отряженные без моего о том сведения, прибыли тогда под начальством генерала Корфа.
Я поставил их в резерве. Тогда началась кавалерийская битва из числа упорнейших, когда-либо случавшихся. Неприятельская и наша конница попеременно друг друга опрокидывали, потом строились они под покровительством артиллерии и пехоты; наконец, наша успела с помощью конной артиллерии и пехоты в обращении неприятельской кавалерии в бегство; она совершенно отступила от поля сражения; пехота, стоявшая против 4-го корпуса, также отступила почти из виду артиллерии, оставив одну цепь стрелков, но взятая высота все еще сильно была защищаема.
Позади оной находилось еще несколько колонн пехоты и малое число кавалерии. Пушечный огонь возобновился, неприятельский мало-помалу ослабевал, но с наших батарей производилось беспрерывное действие до самого вечера по упомянутой высоте и колоннам, позади оной поставленным. Наконец, темнота ночи водворила и с нашей стороны тишину.
Во время всех сих происшествий князь Кутузов отрядил 1-й кавалерийский корпус к Москва-реке, для нападения на левый фланг неприятеля с помощью казаков генерала Платова. Если бы сие нападение исполнилось с большой твердостью, не ограничиваясь одним утомлением неприятеля, то последствие оного было бы блистательно.
Генерал Дохтуров занимался приведением 2-й армии в устройство; кавалерия и часть артиллерии сей армии сражались во весь день с отличнейшей храбростью; но пехота была по большей части рассеяна и собрана уже к вечеру. Генерал Багговут во все сие время находился в затруднительнейшем положении; но с помощью кавалерии 2-й армии удержал он довольно удачно место, им занятое. Высоты, занимаемые его артиллериею, были взяты неприятелем, но оставлены оным под вечер.
Я поручил генералу Милорадовичу занять с войсками 1-й армии следующую позицию: правое крыло 6-го корпуса должно было опираться на высоты при деревне Горки; направление первой линии находилось в прямой линии от сей точки к д. Семеновскому; 4-й корпус стал возле 6-го корпуса, во второй оба кавалерийские, за оными 3-й корпус в резерве. Для точности направления приказал я разложить огни в некотором расстоянии друг от друга, что и облегчило движение войск.
Я предложил генералу Дохтурову подкрепить войска 2-й армии, собранные им на левом фланге 4-го корпуса, и занять место между оным и корпусом генерала Багговута. Я предписал генералу снова занять позицию, защищаемую им накануне, я предписал приготовления к построению редута на высоте при деревне Горки. 2000 человек ополченных были на сие употреблены.
Я донес о сих всех мерах князю Кутузову, он объявил мне свою благодарность, все одобрил и уведомил меня, что приедет в мой лагерь для ожидания рассвета и возобновления сражения.
Вскоре потом также объявлен письменный приказ, одобривающий все мои распоряжения; я предписал рекогносцировку, дабы узнать, занимает ли еще неприятель высоту центра. На ней найдены только рассеянные команды, занимающиеся своим отступлением. Вследствие сего поручил я генералу Милорадовичу занять сию высоту на рассвете несколькими батальонами и одной батареей. Все утешались одержанной победой и с нетерпением ожидали следующего утра.
Но в полночь я получил предписание, по коему обеим армиям следовало отступать за Можайск. Я намеревался ехать к князю, дабы упросить его к перемене сего повеления, но меня уведомили, что генерал Дохтуров уже выступил. Итак, мне осталось только повиноваться с сердцем, стесненным горестью. Генерал Платов должен был составлять арьергард.
Я предложил ему перевести войска, находящиеся за Москва-рекою, на нашу сторону, дабы составить цепь передовых постов на сей стороне реки. Я оставил ему три полка егерей и 1-й гусарский. 27-го, в 9 часов утра, нигде не виден был неприятель поблизости поля сражения, после 9 часов показались рассеянные войска, вероятно, для исполнения рекогносцировки. Причина, побудившая к сему отступлению, еще поныне от меня сокрыта завесой тайны.
Сие отступление, почти под стенами Москвы, исполнилось в величайшем расстройстве. Единственное следствие нерадивости владеющих тогда начальством к совершению каких-либо приуготовлений и учреждений.
Войска без проводников часто останавливались на переходе нескольких часов при разрушенных мостах, при проходе дефилей и деревень. Часто те, коим следовало исправлять дорогу, заграждали оную войскам понтонами, повозками с инструментами и обозами ополчения, сцепившимися друг с другом.
Наконец, по исправлении беспорядка и прошествии трудных маршей, войска прибыли к месту ночлега, но скитались еще остальное время дня, не зная, где следовало им расположиться.
Наконец, принуждены они были расположиться при большой дороге и, будучи утомлены трудами, броситься в грязь для проведения ночи. Генерала Беннигсена, взявшего на себя управление Главного штаба, который в точности не существовал уже, невозможно было найти. До́лжно признаться, что в сем отступлении Бог один был нашим путеводителем.
