— И копаете червей, — с улыбкой добавила Опал.
— Всегда найдется время для копания червей, не так ли, Айвен? — И Томми подмигнул мне.
— Джейми-Линн! — Опал повернулась к маленькой девочке в джинсах и грязных кроссовках. Ее волосы были коротко пострижены, она сидела верхом на футбольном мяче. — Как поживает Саманта? Надеюсь, вы больше не перекапываете цветник ее матери?
Джейми-Линн была сорванцом, и у ее друзей постоянно случались из-за нее неприятности, Гортензия же в основном ходила на чаепития в красивых платьях и играла с Барби и другими игрушками для девочек. Джейми-Линн открыла рот и стала что-то говорить на неизвестном языке.
Опал подняла брови:
— Как я вижу, вы с Самантой по-прежнему общаетесь на своем собственном языке?
Джейми-Линн кивнула.
— Хорошо, но будь осторожна. Не стоит это затягивать.
— Не волнуйся. Саманта уже учится складывать слова в предложения, у нее развивается память, так что я не собираюсь дальше его использовать, — сказала Джейми-Линн, перейдя на нормальный язык, и добавила печальным голосом: — Сегодня утром Саманта меня не увидела, когда проснулась. Но во время обеда увидела снова.
Всем стало жаль Джейми-Линн, и мы выразили ей сочувствие, потому что все знали, каково это. Это было начало конца.
— Оливия, как дела у миссис Кромвелл? — Голос Опал зазвучал нежнее.
Оливия перестала вязать и качаться на кресле и грустно помотала головой:
— Ей недолго осталось. Вчера ночью у нас был чудесный разговор о том, как семьдесят лет назад они с семьей на целый день поехали на пляж Сэн-димаунт. Это привело ее в отличное настроение. Но сегодня утром, как только она рассказала своим родственникам, что говорила со мной, они все тут же ушли. Они думают, она имеет в виду свою двоюродную бабушку Оливию, которая умерла сорок лет назад, и убеждены, что она сходит с ума. Как бы то ни было, я останусь с ней до конца. Как я уже сказала, ей недолго осталось, а за последний месяц родственники навестили ее всего два раза. Ей не на кого опереться.
Оливия всегда заводила себе друзей в больницах, хосписах и домах для престарелых. С теми, кто не мог заснуть, она предавалась воспоминаниям, чтобы скоротать время, и вообще отлично справлялась.
— Спасибо, Оливия. — Опал улыбнулась и повернулась ко мне: — Итак, Айвен, как дела на улице Фуксий? Что у тебя за срочная проблема? Кажется, у Люка все в порядке?
Я поудобнее уселся на подушке:
— Да, с ним все нормально. Надо еще кое над чем поработать, например над тем, как он относится к ситуации в своей семье, но ничего экстраординарного.
— Хорошо. — Опал выглядела довольной.
— Дело не в этом. — Я обвел глазами всех сидящих в комнате. — Его тете, которая усыновила его, тридцать четыре года, и иногда она чувствует мое присутствие.
Все открыли рты и в ужасе посмотрели друг на друга. Я знал, что они отреагируют именно так.
— Но и это еще не все, — продолжил я, стараясь не получать слишком большое удовольствие от их реакции, потому что, в конце концов, это была моя проблема. — Мама Люка, которой двадцать два года, пришла сегодня к Элизабет на работу, увидела меня и даже заговорила со мной!
Все снова открыли рты — все, кроме Опал, глаза которой понимающе блеснули мне в ответ. И у меня отлегло от сердца, я понял: Опал знает, в чем дело. Она всегда все знает и поможет мне выйти из тупика.
— Где находился Люк, когда ты был на работе у Элизабет? — спросила Опал. Уголки ее губ загибались в улыбку.
— На ферме у своего деда, — объяснил я. — Элизабет не дала мне вылезти из машины и пойти с ним, она боялась, что ее отец разозлится, услышав, что у Люка есть друг, которого нельзя увидеть. — Я сделал паузу, чтобы перевести дух.
— А почему ты не пошел к Люку пешком, когда оказался на работе Элизабет? — спросил Томми, развалившись на подушке.
Глаза Опал снова блеснули. Что это с ней?
— Потому что, — ответил я.
— Ну так почему? — спросила Гортензия.
«Вот ее тут только не хватало», — подумал я.
— Ферма далеко от офиса? — спросил Бобби. Почему они задают мне эти вопросы? Какое это имеет отношение к тому, что взрослые люди видели и чувствовали меня?
— Две минуты на машине, но двадцать минут пешком, — смущенно объяснил я. — Почему вы спрашиваете?
— Айвен, — Оливия засмеялась, — ну что ты! Ты прекрасно знаешь, что если вы с другом разлучились, ты обязан его найти. Двадцать минут пешком — ничто по сравнению с тем, что ты сделал, чтобы добраться до своего предыдущего друга. — И она опять засмеялась.
— Да что с вами? — Я беспомощно всплеснул руками. — Я пытался выяснить, сможет ли Элизабет меня увидеть. И, вы знаете, я был сбит с толку. Такого раньше никогда не случалось.
— Не волнуйся, Айвен, — улыбнулась Опал, и, когда она заговорила снова, голос у нее был как мед. — Это действительно очень редкое явление. Но такое бывало.
Все опять разинули рты.
Опал поднялась, собрала бумаги и приготовилась покинуть собрание.
— Куда ты уходишь? — удивленно спросил я. — Ты ведь еще не сказала, что мне делать.
Опал сняла фиолетовые очки и посмотрела на меня своими шоколадными глазами:
— Айвен, это вовсе не чрезвычайная ситуация. И я не могу тебе ничего посоветовать. Тебе просто надо верить, что, когда придет время, ты примешь правильное решение.
— Какое решение? О чем? — спросил я, чувствуя себя еще более озадаченным.
Опал улыбнулась:
— Когда настанет время, узнаешь. Удачи!
С этим словами она ушла, оставив всех в смущении. Их озадаченные лица отбили у меня охоту спрашивать совета у кого-либо из них.
— Прости, Айвен, я была бы так же растерянна, как и ты, — сказала Гортензия, вставая и расправляя складки на сарафане. Она крепко обняла меня и поцеловала в щеку. — Мне тоже пора, иначе я опоздаю.
Я смотрел, как она торопливо идет к двери, ее светлые кудряшки подпрыгивали на каждом шагу.
— Хорошего чаепития! — крикнул я. — Попробуй тут прими правильное решение, — проворчал я себе под нос, раздумывая о словах Опал. — Правильное решение в отношении чего?
И тут меня пронзила ужасная мысль. А что, если я не смогу принять правильное решение? Что тогда? Кто-то от этого пострадает?
Глава тринадцатая
В саду за домом Элизабет тихонько оттолкнулась ногой, и качели поплыли вперед. Обхватив тонкими пальцами светло-бежевую кружку, она баюкала в руках теплый кофе. Солнце медленно садилось, и легкая прохлада постепенно выбиралась из укрытия, чтобы занять свое законное место. Элизабет посмотрела на небо, где плыли похожие на сахарную вату облака — розовые, красные, оранжевые, как на написанной маслом картине. Над видневшейся из сада горой растекалось янтарное зарево, напоминая таинственное сияние, которое исходило от одеяла Люка, когда он, укрывшись с головой, читал с фонариком. Она глубоко вдохнула холодный воздух.
