— Я видел бар на этом этаже.
Мы останавливаемся, чтобы изучить указатели.
— Есть бар «Амфитеатр» на нашей стороне, — говорю я, Озираясь в поисках Джастина Хичкока.
Женщина-билетер объявляет, что бар открыт только для исполнителей, сотрудников и членов их семей.
— Отлично, значит, там мы сможем спокойно посидеть в тишине, — говорит билетеру папа, когда проходит мимо нее, слегка касаясь своей кепки в знак приветствия. — О, видели бы вы мою внучку на сцене! Это самый счастливый день в моей жизни. — И он прикладывает руку к груди.
Женщина улыбается и позволяет нам пройти.
— Папа, пошли. — После того как мы купили напитки, я тяну его подальше от входа, от собравшихся людей, и мы садимся за столик в дальнем углу.
— Если они попробуют нас отсюда выгнать, Грейси, я не оставлю свое пиво. Я только сел.
Я нервничаю и сижу на краешке стула, оглядываясь в поисках его, Джастина. Мысли о нем не идут из головы.
Люди покидают бар, остаются только исполнители, сотрудники и члены их семей. Никто больше к нам не подходит, возможно, это одно из преимуществ компании пожилого человека. Мать Бэа входит с двумя незнакомыми мне людьми из ложи и толстым мужчиной, которого я узнаю. Но мистера Хичкока нет. Мои глаза обшаривают помещение.
— Вот она, — шепчу я.
— Кто?
— Балерина. Она танцевала одного из лебедей.
— Откуда ты знаешь? Они все выглядели одинаково. Даже этот женственный мальчик в трико их не различал. И ведь не боялся, что признается в любви не той. Чертов идиот!
Джастина не видно, и я начинаю переживать из-за еще одной упущенной возможности. Может быть, он ушел раньше и вообще не придет в бар.
— Папа, — поспешно говорю я. — Мне кое-кого надо найти. Пожалуйста, не двигайся с этого кресла. Я скоро вернусь.
— Единственное движение, которое я буду делать, — вот это. — Он поднимает кружку и подносит ее к губам. Делает глоток «Гиннесса», закрывает глаза и наслаждается вкусом, над губами остаются белые усы из пены.
Я выхожу из бара и мечусь по огромному театру, не зная, где искать. Некоторое время стою в ожидании у ближайшего мужского туалета… Смотрю на ложу, где он сидел, но она пуста.
Джастин перестает сторожить у выхода, когда мимо него просачиваются последние несколько человек. Наверное, он ее пропустил, сглупил, решив, что в здании только один выход. Он раздраженно вздыхает. Ему бы хотелось вернуться в тот день, когда они встретились в парикмахерской, узнать о ней побольше… Его карман начинает вибрировать, возвращая его в реальность.
— Братишка, где тебя черти носят?
— Привет, Эл, я опять видел эту женщину.
— Женщину из новостей?
— Ага!
— Женщину из «Ладьи викингов»?
— Да-да, ее.
— Женщину из «Антиквариата под носом»?
— Да! Господи, чтобы до тебя дошло, нужно все перечислить?
— Эй, а ты никогда не думал, что она может быть телефонным маньяком?
— Если она сумасшедшая, что же это я ее все время преследую?
— Да, интересно. Тогда, может быть, ты псих, просто этого не знаешь.
— Эл! — говорит он сквозь зубы.
— Короче, давай быстрее сюда, пока у Дженнифер не случился истерический припадок. Еще один.
Джастин вздыхает:
— Иду.
Он закрывает телефон и в последний раз выглядывает за дверь. В толпе ему бросается в глаза красное пальто. Волна адреналина заставляет его выбежать на улицу, он расталкивает медленно идущих людей, его сердце колотится в горле, глаза не отрываются от пальто.
— Джойс! — кричит он, и еще громче: — Джойс, подождите!
Она продолжает идти, не слыша его.
Джастин расталкивает людей, в ответ они ругаются, он тоже получает тычки в бок, пока наконец она не оказывается всего в нескольких дюймах от него.
— Джойс, — говорит он, задыхаясь и хватая ее за руку.
Она оборачивается, лицо незнакомки искажено удивлением и испугом. Это не Джойс.
Она ударяет его по голове своей кожаной сумочкой:
— Ой! Эй! Господи!
Извинившись, он медленно идет обратно к театру, пытаясь отдышаться, потирая ноющую голову, ругаясь и раздраженно ворча себе под нос. Он подходит к главному входу. Он закрыт. Джастин пытается открыть дверь, сначала осторожно, потом стучит, через несколько секунд он уже изо всех сил толкает и тянет за ручку, раздраженно пинает дверь.
— Эй, эй! Мы закрыты! Театр закрыт! — сообщает ему работник театра через стекло.
Возвратившись в бар, я с радостью вижу, что папа сидит в том же углу, где я его оставила. Только на этот раз он не один, на краешке стула рядом с ним, склонив голову, как будто она глубоко увлечена разговором, сидит Бэа. Я паникую и кидаюсь к столику.
— Привет! — Я подхожу к ним со страхом: папенька, большой любитель поговорить, мог уже ненароком выдать какие-нибудь мои секреты или наболтать лишнего.
— А, вот и ты, дорогая! Я уж подумал, что ты меня бросила. Эта милая девочка пришла, чтобы узнать, все ли у меня в порядке, потому что меня пытались выгнать.
— Меня зовут Бэа. — Она улыбается, и я не могу не отметить, какой она стала взрослой. Насколько она уверена в себе.
Я почти готова сказать, что последний раз, когда я ее видела, она была «во-от такой», и еле удерживаюсь от восторженных разглагольствований о ее удивительных возрастных изменениях.
— Привет, Бэа.
— Мы знакомы? — На ее фарфоровом лбу появляются морщинки.
— Э-э…
— Это моя дочь, Грейси, — влезает папа, и на этот раз я его не поправляю.
— О, Грейси! — Бэа качает головой. — Мне показалось… Нет. Приятно познакомиться.
Мы пожимаем друг другу руки, и я, наверное, несколько затягиваю рукопожатие, очарованная реальностью ее бархатной кожи, которая была знакома мне только по воспоминаниям. Спохватившись, я отпускаю ее руку.
— Вы сегодня были великолепны, я так вами гордилась, — с внезапной хрипотой говорю я.
— Гордились? Ах да, ваш отец сказал мне, что вы придумали костюмы. — Она улыбается. — Изумительные! Странно, что я вас до этого не видела, все примерки проводила Линда.
У меня открывается рот, папа нервно поводит плечами и отпивает, кажется, уже из второй кружки. Новая ложь для новой кружки. Цена его души.
— О, я их не придумывала… я просто… — Ты просто что, Джойс? — Я просто руководила работой над костюмами, — тихо говорю я. — Что еще он вам рассказал? — Нервничая, я сажусь и оглядываю помещение в поисках ее отца, надеясь, что он не подгадает к этому моменту, чтобы войти и поприветствовать меня, разрушив нелепую ложь.
