— Без паники! Потерпите одну минутку. Доктор Монтгомери снова наклоняется над Джастином, загораживая телевизор, и Джастин извивается в кресле, пытаясь увидеть экран.
— Господи, Джастин, прекратите, пожалуйста. Иголка не убьет вас, а вот я могу, если не перестанете вертеться. — Дантист смеется своей шутке.
— Тэд, мне кажется, не стоит продолжать, — говорит ассистентка Рита, и Джастин смотрит на нее с благодарностью.
— У него что, какой-то приступ? — спрашивает се доктор Монтгомери и, повышает голос, обращаясь к Джастину, как будто у того не только больные зубы, но и со слухом беда. — Я говорю, у вас приступ?
Джастин закатывает глаза и издает еще некоторое количество странных звуков.
— Телевизор? — переводит с бульканья на английский доктор Монтгомери. — Что вы имеете в виду? — оборачивается в угол и наконец-то вынимает свои пальцы изо рта Джастина.
Теперь все трое смотрят на экран, врач с медсестрой пытаются понять, о чем сообщается в новостях, а Джастин всматривается в задний план, где Джойс с отцом на фоне Биг-Бена случайно попали в поле зрения телекамер. Очевидно, не подозревая о том, что их снимают, они, похоже, ведут разговор на весьма повышенных тонах, яростно жестикулируя.
— Посмотрите на этих двух идиотов сзади, — смеется доктор Монтгомери.
Неожиданно отец Джойс толкает к ней свой чемодан на колесиках и скрывается из картинки, оставив ее с двумя чемоданами в одиночестве раздраженно разводить руками.
— Спасибо тебе большое, это очень по-взрослому! — кричу я вслед папе, который только что убежал, оставив мне свой чемодан. Он идет не в ту сторону. Опять. Он упрямится с тех пор, как мы вышли из Банкетинг-хауса, но отказывается это признать и не желает взять такси до отеля, так как собирается экономить каждый пенс.
Я его еще вижу, так что сажусь на свой чемодан и жду, пока он поймет, что пошел не туда, и вернется. Уже вечер, и я хочу только одного — добраться до отеля и принять ванну. У меня звонит телефон.
— Привет, Кейт.
Она истерически смеется.
— Что это с тобой? — улыбаюсь я. — Приятно слышать, что кто-то в хорошем настроении.
— Ох, Джойс! — Она переводит дух, и я представляю, как она вытирает выступившие на глаза слезы. — Ты лучше всяких лекарств, ей-богу.
— Что ты имеешь в виду? В трубке раздается детский смех.
— Пожалуйста, сделай мне одолжение, подними правую руку.
— Зачем?
— Просто сделай это. Меня дети научили такой игре, — хихикает она.
— Хорошо, — вздыхаю я и поднимаю руку.
Слышно, как дети заходятся от хохота.
— Скажи, чтобы она покачала правой ногой! — кричит Джейда в трубку.
— Хорошо, — улыбаюсь я. Мое настроение стремительно улучшается. Я покачиваю правой ногой, слушая, как они смеются. Я расслышала даже, как муж Кейт завывает где-то в отдалении, отчего мне снова вдруг становится неловко. — Кейт, зачем тебе все это?
От смеха Кейт не может ответить.
— Скажи ей, чтобы она подпрыгнула на месте! — кричит Эрик.
— Нет. — Я начинаю раздражаться.
— Джейда попросила, она сделала! — И я улавливаю в его голосе приближающиеся слезы.
Я соглашаюсь и подпрыгиваю на месте. Они снова хохочут.
— У тебя там случайно, — хрипит Кейт сквозь смех, — нет кого-нибудь, кто мог бы сказать, который час?
— О чем ты вообще? — Я хмурюсь и оглядываюсь по сторонам. Вижу за собой Биг-Бен, все еще не до конца понимая ее шутку, и тут замечаю вдалеке съемочную группу. Тут же опускаю руку и перестаю подпрыгивать.
— Что, черт возьми, делает эта женщина? — Доктор Монтгомери подходит ближе к телевизору. — Танцует?
— Ыы ее ии иии еее? — спрашивает Джастин, чувствуя онемение во рту.
— Конечно, я ее вижу, — отвечает дантист. — Думаю, она танцует хоки-поки. Видите? Прыг-скок, с пятки на носок, — поет он. — Нет. Вы посмотрите: правая нога вперед-назад, вперед-назад. — Он начинает пританцовывать. Рита закатывает глаза.
Джастин, испытывая облегчение оттого, что Джойс не плод его воображения, начинает нетерпеливо подпрыгивать в кресле. Быстрее! Я должен к ней поехать.
Доктор Монтгомери смотрит на него с любопытством, толкает Джастина обратно в кресло и снова засовывает ему в рот инструменты. Джастин булькает и покряхтывает.
— Не стоит пытаться мне ничего объяснять, Джастин, вы никуда не пойдете, пока я не поставлю пломбу. Вам придется полечиться антибиотиками, и, когда вы придете ко мне еще раз, я либо вскрою абсцесс, либо применю эндодонтологическое лечение. Зависит от моего настроения. — Испугав Джастина страшным словом, он хихикает как девочка. — И кем бы эта Джойс ни была, можете поблагодарить ее за то, что она избавила вас от боязни иголок. Вы даже не почувствовали укола.
— Яя ааа ааа ооо.
— Да вы, дружище, молодец. А я тоже раньше сдавал кровь. Повышает самооценку, правда?
— Яя ооо ууу ааа ууу ааа оооо ааа ооо яяя ооо. Доктор Монтгомери запрокидывает голову и хохочет:
— Не выйдет. Они никогда не скажут, кто получил вашу кровь. Кроме того, ее разделили на составляющие: тромбоциты, эритроциты и так далее.
Джастин булькает снова. Дантист смеется в ответ:
— Проголодались? На кексики потянуло? Какие маффины вы предпочитаете?
— Ааоы.
— Банановый. — Он задумывается. — А я шоколадные. Рита, воздух, пожалуйста.
Ничего не понимающая Рита засовывает трубку Джастину в рот.
Глава двадцать третья
Мне удается остановить такси, и я указываю водителю на проворного старика, которого трудно не заметить: он раскачивается как пьяный моряк на тротуаре, и его кепка то появляется, то исчезает над головами спешащих людей. Как лосось, плывущий вверх по течению, папа раздвигает поток пешеходов, идущих в противоположном направлении. Он поступает так не ради самого действия, не для того чтобы выделиться, просто идет своей дорогой, не замечая, что он мешает, он тут лишний.
Глядя на него, я вспоминаю историю, которую он рассказал мне, когда я была такой маленькой, что папа казался мне огромным, как соседский дуб, возвышавшийся над забором и усыпавший желудями наш газон. Рассказал в тот месяц, когда игры на улице прерывались днями, которые я проводила, глядя из окна на серый мир. Завывающий ветер раскачивал ветки огромного дуба из стороны в сторону, они со свистом рассекали воздух — слева направо — совсем кап мой папа или как кегля, шатающаяся в конце дорожки в боулинге. Но ни одна ветка не сломалась от сильных порывов ветра, только желуди соскакивали с веток, как напуганные парашютисты, которых неожиданно вытолкнули из кабины.