Щелк-щелк, вжик-вжик, вспышка-вспышка, запись.
— Лейнстер-хаус сначала именовался Килдэр-хаусом в честь графа Килдэра, который дал заказ на его постройку. После того как граф был удостоен титула герцога Лейнстер, здание было переименовано. В тех частях здания, которые раньше занимал Королевский хирургический колледж…
— Научный, — громко говорю я, все еще потерянная в своих мыслях.
— Что, простите? — Гид перестает говорить, и все головы поворачиваются в мою сторону.
— Я просто сказала, — лепечу я, краснея, — что здание занимал Королевский научный колледж.
— Да, об этом я и говорил.
— Нет, вы сказали «хирургический», — подает голос американка, сидящая передо мной.
— О! — Гид начинает волноваться. — Простите, я ошибся. В тех частях здания, которые раньше занимал Королевский… — Он многозначительно смотрит на меня. — …научный колледж, с тысяча девятьсот двадцать второго года заседает ирландское правительство…
Я перестаю его слушать.
— Помнишь, я рассказывала тебе про архитектора, который спроектировал больницу «Ротонда»? — шепчу я папе.
— Помню. Какой-то там Дик.
— Ричард Касселс. Он создал проект и этого здания. Считается, что оно послужило моделью для Белого дома.
— Да ну? — удивляется папа.
— Правда? — Американка выгибается в кресле, чтобы посмотреть на меня. Она говорит громко. Очень громко.
Слишком громко. — Дорогой, ты слышал? Эта женщина говорит, что парень, который спроектировал это здание, спроектировал и Белый дом.
— Нет, я имела в виду совсем другое…
Тут я замечаю, что гид замолчал и взирает на меня с такой же любовью, с какой древний викинг с борта своей деревянной ладьи мог бы наблюдать за зенитной управляемой ракетой класса «земля-воздух». Все глаза, уши и рога направлены на нас.
— Я имела в виду, принято считать, что это здание послужило моделью для Белого дома. В этом нет точной уверенности, — тихо говорю я, не желая, чтобы меня втягивали в споры. — Дело в том, что Джеймс Хобан, который в тысяча семьсот девяносто втором году выиграл конкурс на создание проекта Белого дома, был ирландским иммигрантом.
Все с предвкушением смотрят на меня.
— Хобан изучал архитектуру в Дублине, потому нет ничего удивительного, что двухэтажное здание Белого дома, решенное в стиле неоклассицизма, похоже на Лейнстер-хаус, — быстро заканчиваю я.
Люди вокруг меня охают, ахают и обсуждают эти пикантные подробности между собой.
— Нам вас не слышно! — кричит кто-то из передней части автобуса.
— Встань, Грейси, — подталкивает меня папа.
— Папа! — Я пытаюсь схватить его за руку.
— Эй, Олаф, дай ей микрофон! — кричит американка гиду.
Олаф неохотно передает его и складывает руки на груди.
— Э-э, здравствуйте. — Я стучу по микрофону пальцем и дую в него.
— Грейси, ты должна сказать: «Проверка раз, два, три».
— Э-э, проверка раз, два…
— Мы вас слышим, — резко обрывает меня Олаф Белый.
— Ладно, хорошо. — Я повторяю свой комментарий, и сидящие впереди люди с интересом кивают.
— А это тоже все часть ваших правительственных зданий? — Американка показывает на здания с двух сторон от Лейнстер-хауса.
Я неуверенно смотрю на папу, и он ободряюще кивает мне.
— Ну, на самом деле нет. Здание слева — это Национальная библиотека, а справа — Национальный музей. — Я собираюсь опуститься в кресло, но папа резко выталкивает меня наверх. Все пассажиры автобуса продолжают на меня смотреть, ожидая продолжения. Гид выглядит сконфуженным.
— Что ж, наверное, всем будет интересно узнать, что в Национальной библиотеке и Национальном музее первоначально располагалось Королевское Дублинское общество искусств и науки, учрежденное еще и тысяча семьсот тридцать первом году. Оба здания были спроектированы Томасом Ньюхэмом Дином и его сыном Томасом Мэнли Дином после конкурса, проведенного в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году, а построены в тысяча восемьсот девяностом году известными дублинскими подрядчиками Бекеттами. Музей — один из лучших уцелевших образчиков ирландской декоративной каменной кладки, резьбы по дереву и укладки керамической плитки. Самой яркой особенностью Национальной библиотеки является ротонда при входе. Через ротонду можно пройти по томительной красоты лестнице в великолепный стильный зал с огромным сводчатым потолком. Как вы ими видите, помимо ротонды, здание украшает ряд колонн и пилястров коринфского ордера. Боковые павильоны композиционно завершают ансамбль. В…
Громкие хлопки прерывают мой рассказ. Хлопает только один человек — мой папа. Остальные погрузились в молчание. Его прерывает ребенок, спрашивающий свою мать, можно ли снова рычать. Внимание пассажиров словно шар перекати-поля летит по проходу, приземляясь на плечо улыбающегося Олафа Белого.
— Я еще не закончила… — тихо говорю я.
Папа хлопает еще громче, и мужчина, сидящий в одиночестве на заднем ряду, нервно поддерживает его.
— Пожалуй… это все, что я хотела сказать, — быстро говорю я, ныряя в кресло.
— Откуда вы все это знаете? — спрашивает сидящая впереди американка.
— Она агент по продаже недвижимости, — с гордостью отвечает папа.
Женщина хмурится, ее рот принимает форму буквы «о», и она поворачивается обратно к чрезвычайно довольному Олафу. Он выхватывает у меня микрофон:
— А теперь давайте все порррычи-им!
Тишина нарушается, все снова приходят в себя, а я сжимаюсь в своем кресле, стараясь стать как можно более незаметной.
Папа наклоняется ко мне и прижимает к окну. Наши шлемы ударяются друг о друга. Он спрашивает, шепча мне в самое ухо:
— Откуда ты все это узнала, дорогая?
Однако я выговорилась полностью — мой рот открывается и закрывается, но ни один звук не выходит наружу. Откуда же я все это узнала?
Глава пятнадцатая
Как только я в тот же вечер вхожу в школьный гимнастический зал и замечаю Кейт и Фрэнки, прижавшихся друг к другу на трибуне, у меня немедленно начинают гореть уши. Мои подруги глубоко погружены в разговор, на лицах явственно написано беспокойство. Кейт выглядит так, как будто Фрэнки только что сказала ей, что ее папа скончался. Выражение лица Кейт мне знакомо, потому что именно и сообщала ей эту ужасную новость пять лет назад в зале прилетов дублинского аэропорта — она тогда прервала отпуск, чтобы побыть рядом с отцом. Теперь говорит Кейт, и Фрэнки выглядит так, как будто ее собаку сбила машина — тоже знакомое мне выражение, потому что и в тот раз я отвечала за сообщение новостей, как, впрочем, и за удар, сломавший таксе три лапки. Кейт бросает взгляд в мою сторону и вздрагивает, словно ее застукали на месте преступления. Фрэнки тоже замирает. На их лицах написано удивление, потом появляйся выражение вины, а потом они улыбаются, чтобы и подумала, что они только что обсуждали погоду, а не события моей столь же изменчивой жизни.
