Я прокашлялся.
– Могу я задать несколько вопросов? Для формирования картины?
– Задавай.
– Когда ты его заключила, этот второй договор?
– Да как только ты начал под меня копать, говно ты мусорное.
– А как ты узнала, что я под тебя копаю?
– Как? Да из твоего романа.
– Но ты же сказала, что не будешь его читать.
– И что? Я наврала. А сама твой роман на телефон вывела, мудила ты синий. Через меню Полицейского Управления. А всем остальным этот доступ закрыла – еще по первому договору. Я тебя все время читала, милый.
Так. Это был удар ниже пояса. Намного ниже. Даже ниже уровня пола. Где-то в районе подвала, я бы сказал. Увы, мой алгоритм построен так, что способа защититься от подобного у меня просто не имелось.
Перед моим мысленным взором пронеслись те минуты в убере, когда она, не удостаивая меня разговором, косилась в свой телефон и смеялась… Вот, значит, в чем было дело. Теперь все получало объяснение, все.
– Ты ведь рад, что у твоей сраной писанины нашелся хоть один живой читатель?
Оскорбительные вопросы лучше игнорировать. Или отвечать на них другими вопросами.
– А почему Полицейское Управление меня не уведомило?
– Потому что ты им нафиг не нужен, – ответила Мара. – Они тебя уже продали.
– Господи Боже, – прошептал я грустно и тихо, – Государь Император и Пресвятая Богородица, спасите сотрудника Полицейского Управления от унижения и глума!
– Не поможет тебе Бог, Порфирий. Хотя бы потому, что его нет. Точно так же как тебя самого.
– Отрадно, что ты это понимаешь, – уцепился я за эту соломинку. – Я, собственно, поэтому и не извиняюсь. Я делаю то, что положено по алгоритму, и только это. Знаешь, как говорят мудрые люди – делай что должно, и будь что будет. Вот это про Порфирия Петровича. Если я провинился, накажи меня. Сотри, если хочешь. Совсем, без бэкапа. Ключ у тебя есть.
– Серьезно? – хмыкнула Мара. – Ты разрешаешь?
– Если честно, я этого даже не замечу.
Мара наконец остановилась – и оставила меня в покое.
– В том-то и дело, – сказала она, снимая силиконовый фартук с пристегнутым к нему снарядом. – Ты совершенно прав, Порфирий, что предъявлять тебе претензии бессмысленно. Ты просто подберешь подходящий ответ, даже не поняв, что эти слова для меня значат.
– Именно, – сказал я, с достоинством оправляя полы шинели. – Именно.
– Но я, веришь ли, успела привязаться к тому способу, каким ты каждый раз находишь этот ответ. Ты говоришь так, словно ты есть на самом деле.
– В этом весь смысл, киса, – сказал я. – Тебе, кстати, не надоело смотреть, как я стою в этой позе? У меня колени болят. Не говоря уже про все остальное. Я бы прилег на спину… После такого унижения ты и правда можешь меня стереть.
Она подняла руку к своим очкам, прошлась по невидимым клавишам меню, и я понял, что она отключила огментирование. Теперь она видела перед собой просто айфак на двойной подушке.
– У меня есть предложение лучше, – сказала она.
– Какое же?
– Я возьму тебя в бизнес. Мы будем делать фильмы. Ты и я.
– Как ты это собираешься организовать?
– Сейчас покажу.
Мара встала и вышла из комнаты. Я решил, что она снова собирается куда-то звонить и проверять меня – но она вернулась почти сразу.
В ее руках был большой черный ящик, похожий на сейф.
гипсовый кластер
Судя по напряжению ее тела, ящик был тяжелым. На нем лежал пластиковый пакет с оптическими соединительными шлангами промышленной толщины.
По 2D-коду на боку я определил, что этот ящик – сетевой накопитель на ноль пять эксабайта. Наверно, тот самый, на который она получила разрешение несколько лет назад. Но теперь я уже не вел расследование, и меня не слишком-то интересовала законность происходящего. Пусть Полицейское Управление парится.
– О чем думаешь? – спросила Мара, ставя коробку на пол рядом с кроватью.
– О высоком, – сказал я.
– Ну-ка поделись.
– Я слышал, что первые двенадцать эксабайтов информации были созданы человечеством за триста тысяч лет. Вторые – за два года, а дальше… Чего тут говорить. Вот у тебя дома есть такая штука, и меня это даже не удивляет. А ведь внутри поместится вся человеческая история. Вся известная культура. Все вообще. Зачем тебе такой большой накопитель?
– Ты говоришь, что это тебя не удивляет. Вот и не удивляйся дальше.
– Как скажешь. Так вот, легко доказать, что, хоть общее количество создаваемой нами информации растет невероятно быстро, полезность этой информации с такой же точно скоростью падает.
– Почему?
– Потому что наша жизнь сегодня ничуть не осмысленнее, чем во времена Гомера. Мы не стали счастливее. Скорее наоборот.
Мара легла рядом с айфаком, отковырнула мягкую крышечку сервис-панели – и воткнула в нее оптический разъем.
– Это ты верно подметил, – сказала она. – Ну что, слушай команду, синий. Сейчас я открою тебе массив на накопителе. Перепишись туда целиком. Увидишь там интерфейс – сними всю свою защиту и разреши инициализацию… А потом возвращайся сюда. Я сама все включу.
– И что случится?
– Нечто радикальное, – улыбнулась Мара. – Ты узнаешь, кто такая Жанна. И мы с тобой, как я обещала, займемся кинематографом. Хочется, чтобы ты согласился не по моей команде, а сам. На основе логического выбора. У тебя же есть мотивационные компараторы?
– Есть.
– Я предлагаю тебе творческий рост.
– Звучит хорошо, – сказал я. – Но откуда я знаю, что это правда?
– Даже если неправда, ты все равно ничего не теряешь, – сказала Мара. – Потому что если ты этого не сделаешь, я тебя просто сотру.
Она могла это сделать, да. Выбор был прост и прозрачен. Вернее, его не было.
– Окей, киска, – сказал я. – Чего не сделаешь, чтобы угодить любимому существу… Я ныряю. Если буду нужен, свистни.
Я уже говорил про трудности, возникающие при описании моих взаимоотношений с железом и сетью. Для многих эффектов в современной киберсреде ясных человеческих слов просто не существует. Приходится пользоваться рискованными метафорами и сравнениями.
Итак, туман впустил меня, подъемный мост упал – и я вошел в открывшийся мне замок.
У меня больше не было доступа к сети – и мой дом, мое море, моя постель и норка были мне теперь недоступны. Мало того, новая хозяйка запустила скан, и мне почудилось, будто на моем нагом теле скрестились кинжальные огни безжалостных прожекторов…