— Ты ведь не руководишь актерским агентством, правда? Не тот тип.
Я разинула рот и почувствовала себя глубоко оскорбленной.
— Почему? Какой такой тип людей обычно руководит актерским агентством?
— Люди, не похожие на тебя, — улыбнулся он. — Так чем ты занимаешься на самом деле?
— Ищу, — улыбнулась я в ответ. — Охочусь.
— На таланты?
— На людей.
— На талантливых людей?
— Полагаю, все, кого я ищу, обладают каким-то талантом. Вот только в твоем случае не уверена. — Бобби смутился, и я решила прекратить дурацкие шутки и открыть ему правду. — Я руковожу агентством по розыску пропавших без вести, Бобби.
Сначала он выглядел шокированным. Потом, когда осознал смысл сказанного, заулыбался, улыбка переросла в ухмылку, которая, в свою очередь, превратилась в хохот — тот самый звонкий и заразительный смех, который был мне так хорошо знаком. Я тоже не сумела сдержаться и засмеялась.
Неожиданно он замолчал.
— Ты здесь, чтобы вернуть всех домой, или просто решила нас посетить?
Я увидела надежду, засветившуюся у него на лице, и мое веселье сразу улетучилось.
— Ни то ни другое. К несчастью, я просто завязла здесь, как и вы все.
В моменты, когда неблагоприятные жизненные обстоятельства достигают пика, можно сделать всего две вещи: 1) сломаться, утратить надежду, отказаться от любых попыток что-либо предпринять, улечься на землю лицом вниз и в отчаянии молотить кулаками; 2) расхохотаться. Мы с Бобби выбрали второе.
— Ладно. Теперь запомни, как ты должна себя вести: никому об этом не рассказывай, — предостерег Бобби.
— А я и не рассказываю. Никто, кроме Хелены и Иосифа, ничего не знает.
— Отлично. Им можно доверять. Идея насчет спектакля принадлежит Хелене?
Я кивнула.
— Умный ход. — Его глаза хитро блеснули. — Сэнди, ты и впрямь должна быть осторожной. Сегодня утром в столовой были разговоры.
— А обычно в столовой молчат? — пошутила я, нацелившись на остатки круассана.
— Зря ты так, все очень серьезно. Они говорили о тебе. Те, кто был на прослушивании, вероятно, обсудили с друзьями то, что ты им сообщила. Друзья и близкие, в свою очередь, поделились новостью с еще несколькими знакомыми, и теперь все только об этом и говорят.
— А что плохого в том, что они узнали? Я хочу сказать, какой вред от того, что они узнают о моем обычном занятии — разыскивать пропавших людей?
Бобби изумился:
— Ты с ума сошла? Подавляющее большинство местных прочно здесь обосновались и не захотят вернуться ни за какие деньги. И вовсе не потому, что им не нужны деньги. Но есть довольно много и других — таких, каким был я, когда попал сюда. Эти люди еще не нашли своего места: они только и заняты поисками выхода. Вот эти-то прилипнут к тебе как не знаю кто, и ты будешь проклинать тот день и час, когда открыла рот.
— То же самое говорила и Хелена. А что, такое уже случалось?
— Господи, еще как случалось!.. Ладно, пусть не совсем так. — Он уклончиво помахал рукой и выдержал театральную паузу для пущего эффекта. — Много-много лет назад, еще до того, как я сюда прибыл, один дедуля стал утверждать, что у него пропадают вещи. Мое мнение, у него пропадали не вещи, а остатки мозгов. Тем не менее, когда люди прознали об этом, ему не удавалось даже туалет посетить в одиночку. Его сопровождали абсолютно повсюду. Он приходил в столовую — и страждущие облепляли его стол, они таскались за ним в магазин и толпились под окнами его дома. Какое-то безумие. Ему, естественно, пришлось бросить работу, потому что ему шагу не давали ступить.
— А кем он работал?
— Почтальоном.
— Почтальоном? Здесь? — изумилась я.
— А что такого? Нам тут почтальоны нужнее, чем где бы то ни было. Как без них переправлять письма, сообщения, посылки в другие поселки?! У нас, правда, есть телефоны, телевизоры и компьютеры, но сетей-то нет, так что они не работают и стоят просто так, для прикола. В общем, он больше не мог ездить из поселка в поселок на велосипеде, потому что за ним тянулся целый хвост преследователей. Большинство понимали, что все это ерунда, но те, кто не оставлял его в покое, верили, что он чудом отыщет дорогу отсюда.
— И чем все кончилось? — спросила я, съехав к этому моменту на самый кончик дивана.
— Они свели его с ума, лишили последних остатков разума. Не существовало такого места, куда бы он мог пойти один.
— А где он сейчас?
— Не знаю. — Мне показалось, что история вдруг расстроила Бобби. — Исчез. Может, перебрался в какой-то другой город, подальше. Иосиф должен знать, они дружили. Спроси у него.
По телу пробежала дрожь, я сжалась.
— Тебе холодно? — недоверчиво спросил Бобби. — По мне, так наверху всегда жарко, я весь вспотел. — Он подхватил наши тарелки и стаканы.
Возможно, он отличный актер, но я все заметила. Поймала тот долгий-долгий взгляд, который он бросил на меня, перед тем как выйти из комнаты. Хотел убедиться, что брошенное им зерно легло куда нужно. Ему не о чем было беспокоиться. Зерно упало на предельно благодатную почву.
Глава тридцать шестая
— Пошли, поговорим по дороге. — Бобби потянул меня за руку, заставляя встать.
— Куда мы идем?
— На репетицию, естественно. Теперь тебе придется еще старательнее поддерживать вашу версию насчет постановки. За тобой станут следить, будешь ты это замечать или нет.
Я снова похолодела, и меня передернуло.
Когда мы спустились вниз, Бобби стал швырять мне одежду.
— Что ты делаешь?
— К тебе будут относиться чуть серьезнее, если ты откажешься от нарядов а-ля Синдбад-мореход. — Он протянул мне серые брюки в полоску и голубую блузку.
— Мой размер, — с удивлением констатировала я, взглянув на этикетки.
— Да, но я не учел длину ног. — Он рассматривал меня, закусив губу.
— Проклятие всей моей жизни. — Я повесила брюки на вешалку.
— Ничего страшного, у меня есть то, что тебе нужно. — Он кинулся в конец магазина. — Этот кронштейн — весь для длинноногих. — Бобби рылся на вешалках, пока я зачарованно, словно ребенок витрину кондитерского магазина, рассматривала одежду.
Никогда в жизни у меня не было такого роскошного выбора.
— Господи, возможно, именно здесь я обрету счастье, — сказала я, поглаживая развешанные вещи.
— Вот то, что надо. — Бобби протянул точную копию предыдущих брюк, только подлиннее. — Быстро переодевайся, и пошли, опаздывать не стоит.
Мы вышли из дома на яркое солнце, и у меня заболели глаза, успевшие привыкнуть к сырой полутьме дома из ореховой древесины. На площади кипела шумная торговля. Люди кричали, торговались, смеялись и на разных языках, включая никогда мною не слышанные, зазывали к своим прилавкам. Четыре женщины, державшиеся группкой, замолчали и уставились на нас с Бобби, пока он запирал дверь. Я в своем новом наряде стояла на ступеньках, словно на сцене, пока они тихонько переговаривались, разглядывая меня.
