Джудит была ему ближе всех остальных родственников. Жена и мать пятерых детей, она как будто вошла в роль мамаши-наседки, едва успев появиться на свет. Старше Джека на восемь лет, Джудит отрабатывала методы воспитания на каждой попадавшейся под руку кукле и на каждом соседском ребенке. На их улице любили шутить: во всем городе не осталось ни одной куклы, которая бы не выпрямила спину и не закрыла рот при виде Джудит. Когда родился Джек, она сосредоточила все свое внимание на нем, настоящем ребенке, которого окружила — хорошо еще, что не задушила, — поистине материнской любовью. И так продолжалось с первого часа его жизни и по сей день. К ней Джек обращался за советом, и она всегда выкраивала время между проверкой уроков, сменой пеленок или кормлением грудью, чтобы выслушать его.
Когда он приблизился к ее окруженному терраской дому, входная дверь распахнулась, и его уши затопила мощная волна воплей, заставив волосы на голове зашевелиться.
— Па-а-а-па-а, — орало существо, бывшее источником воплей.
Отец существа появился на пороге в белой когда-то, а теперь испачканной сорочке с расстегнутой верхней пуговицей и в болтающемся галстуке с криво завязанным узлом. Одной рукой он вцепился в кружку и, вытаращив глаза, торопливо и жадно отхлебывал из нее. Вторая рука была зажата на ручке ободранного портфеля, а вопящее существо с белыми волосами, в пижамной куртке с рейнджерами и трусиках, разрисованных лягушками, намертво вцепилось в его ногу.
— Не-е-е-ет, не уходи-и-и-и! — надрывалось существо, которое оказалось маленькой девочкой, обхватившей ручками отцовскую ногу так, словно вся ее жизнь зависела от того, удастся ли удержать папу дома.
— Отпусти папу, детка. Папе надо идти на работу.
— Не-е-е-т!
В дверях появилась рука и протянула Билли намазанный маслом тост.
— Ешь, — произнес голос Джудит, с трудом пробившийся сквозь такие же громкие вопли, но исходящие из другого источника.
Билли откусил кусок, проглотил еще немного кофе и аккуратно стряхнул с ноги Кейти. Его голова исчезла из дверного проема, поцеловала хозяйку руки, крикнула: «Пока, детки!» — после чего дверь захлопнулась. Вопли все еще слышались, но Билли продолжал улыбаться. Сейчас, к восьми утра, он уже примерно час или два переживал то, что Джек склонен был назвать пыткой, однако на его лице по-прежнему цвела улыбка.
— Приветик, Джек! — Его лунообразное лицо засияло.
— Доброе утро, Билли, — ответил Джек, замечая растянутые на животе петли сорочки, пятно от кофе на кармане и следы зубной пасты на полосатом галстуке.
— Прости, некогда, убегаю, — прокричал Билли сквозь смех, хлопнул Джека по спине и плюхнулся на сиденье машины. Мотор громко выстрелил, и машина рванула с места.
Джек огляделся: в этом квартале лепились друг к другу одинаковые серые домики, и на каждом крыльце происходила похожая сцена.
Он робко потянул на себя дверь, надеясь, что сумасшедший дом не проглотит его целиком и сразу. Потом вошел внутрь и увидел пятнадцатимесячного Натана, абсолютно голого, если не считать тяжело провисшего подгузника: Натан носился по холлу, не выпуская изо рта бутылки, которая болталась туда-сюда. Джек двинулся за ним. Четырехлетняя Кейти, которая минуту назад висела на отце, вцепившись в его ногу, будто мир вот-вот рухнет, сейчас спокойно сидела, скрестив ноги, на полу рядом с телевизором. Из миски с хлопьями на покрытый пятнами ковер текло молоко, но девочка, полностью захваченная зрелищем танцующих и распевавших песенку про джунгли жуков, этого не замечала.
— Натан, — весело позвала Джудит из кухни, — нужно сменить подгузник. Вернись ко мне, пожалуйста.
Она хранила ангельское терпение, невзирая на окружающий ее хаос. Повсюду громоздились игрушки, стены украшали детские каракули — пришпиленные кнопками к стенкам или начириканные прямо на обоях. Тут же разместились корзины с грязным бельем, корзины с чистым бельем, а вдоль стен стояли сушилки, на которых висели стираные вещи. Вопил телевизор, орал младенец, грохотали банки и кастрюли. Настоящий человеческий зоопарк: три девочки и два мальчика, десяти, восьми и четырех лет, пятнадцати и трех месяцев от роду, и все они буйствовали и требовали внимания, тогда как сама Джудит сидела за кухонным столом, взъерошенная и неумытая, в платье с пятнами, с вещами, разбросанными всюду, где только можно, и с блаженной улыбкой на лице.
— Привет, Джек! — Она удивленно взглянула на него. — Как ты сюда попал?
— Дверь была открыта, а твой швейцар меня впустил. — Он кивнул на Натана, который в конце концов уселся на пол в своем переполненном подгузнике и принялся колотить деревянной ложкой по банкам.
Трехмесячная Рэйчел широко раскрыла глаза и рот и приготовилась пускать пузыри.
— Не вставай. — Джек перегнулся через кроватку, в которой лежала Рэйчел, и поцеловал Джудит.
— Натан, лапуля, я же просила тебя не открывать дверь без маминого разрешения, — спокойно сказала Джудит. — Он все время крутит замок, — объяснила она Джеку.
Натан перестал стучать ложкой и поднял на нее голубые глазенки; по его подбородку стекала слюна.
— Па-па-па, — пробулькал он.
— Конечно, конечно, ты делаешь, как папа, — согласилась Джудит, вставая. — Хочешь чего-нибудь, Джек? Чай, кофе, тост, затычки для ушей?
— Чай и тост, пожалуйста. Кофе я уже достаточно выпил, — ответил Джек, устало потирая лицо, потому что грохот ударов по кастрюле стал почти невыносимым.
— Натан, хватит, — твердо сказала Джудит, нажимая кнопку электрического чайника. — Иди сюда, давай сменим подгузник.
Она подняла его, положила на пеленальный столик, стоящий на кухне, и принялась за дело, предварительно вручив Натану ключи от дома в качестве игрушки.
Джек отвернулся, сразу утратив аппетит.
— Ну и почему ты не на работе? — спросила Джудит, одной рукой придерживая за лодыжки обе пухлые ножки, как если бы собралась фаршировать индейку.
— Я взял отгул.
— Опять?
Он не ответил.
— Вчера я говорила с Глорией. Она сказала, что ты в отгуле, — объяснила Джудит.
— Откуда она знает?
Джудит вынула из коробки влажную салфетку.
— Какой смысл после восьми лет совместной жизни вдруг решить, что твоя умная приятельница на самом деле — дура? О, что это? — Она приложила руку к уху и посмотрела вдаль.
Натан перестал трясти ключами и уставился на нее.
— Пожалуй, привычного звона свадебных колоколов и шлепанья босых ножек по полу больше не слышно.
Натан засмеялся и снова затряс ключами. Джудит вернула его на пол, и он босиком побежал по плиткам, издавая звуки, похожие на шлепки утиных лапок по луже.
— Эй, Джек, ты какой-то ужасно спокойный, — саркастично заметила она, споласкивая руки в кухонной раковине — прямо над стопкой грязных тарелок и чашек, что не укрылось от его взгляда.