Хелена расхохоталась, увидев меня в обтягивающих вареных джинсах, едва доходивших до лодыжек, белых носках, моих собственных кроссовках и черной майке с улыбающейся желтой рожицей.
Как по-вашему, Барбара Лэнгли была членом клуба «Завтрак»?
[8]
— спросила я, нехотя покидая ванную комнату, словно ребенок, которого ради воскресного обеда со скучными родственниками заставили поменять привычную и удобную одежду на ненавистное нарядное платье.
Хелена растерялась.
— Понятия не имею, в каких клубах она состояла. Хотя я встречала здесь людей, которые носят такую одежду.
В результате я дошла до того, на что, как думала, никогда не решусь: стыдясь самой себя, набрала несколько более-менее приличных тряпок, лежавших вдоль дороги, по которой мы шли в поселок.
— Потом мы сможем зайти к Бобби, — попыталась подбодрить меня Хелена. — У него куча одежды, и всегда можно что-то выбрать. Да и портные у нас есть.
— Возьму пару-тройку вещей секонд-хенд, — предпочла я. — Не оставаться же здесь, пока мне сошьют полный гардероб.
В ответ она только хмыкнула, что мне совсем не понравилось.
Дом коммуны оказался величественным зданием из дуба с широкой двустворчатой входной дверью, похожей на другие. Ее тоже украшала резьба: многочисленные фигуры людей с развевающимися на ветру волосами и одеждами держались за руки, касаясь друг друга плечами. Хелена распахнула двери высотой не меньше двенадцати футов, и вырезанная из дерева шеренга расступилась, чтобы пропустить нас.
В дальнем конце зала длиной футов сорок возвышалась сцена. С трех сторон вокруг нее стояли ряды прочных дубовых кресел; такие же кресла разместились на балконе. Красный бархатный занавес, сейчас поднятый, по бокам перехватывал толстый золоченый канат. Задником служил туго натянутый холст, покрытый отпечатками ладоней, обведенными черной краской. Разного размера — от младенческих ладошек до рук взрослых мужчин — они тянулись рядами: не менее сотни по горизонтали и столько же по вертикали. Над ними виднелись надписи на разных языках. Найдя английский текст, я поняла, что все они означают одно и то же: «Сила и надежда». Знакомые слова.
— Тут отпечатки ладоней всех, кто жил или живет здесь в последние три года. В Доме коммуны каждого поселка есть такая стена. Они теперь стали чем-то вроде нашей эмблемы.
— Я их узнала, — подумала я вслух.
— Не может быть, — покачала головой Хелена. — Дом коммуны — единственное место в поселке, где вы могли их увидеть.
— Нет, я знаю их по дому. Похожий памятник стоит в парке замка Килкенни. На нем тоже отпечатки ладоней — их оставили родственники пропавших без вести — по одному от каждого. И большой камень с надписью. — Я прикрыла глаза и процитировала выгравированные слова, по которым так часто проводила пальцами: «Этот памятник и уголок для размышлений посвящаются всем пропавшим без вести. Пусть их родственники и друзья, приходя сюда, вновь обретут силу и надежду». Отпечаток ладони вашей матери тоже там.
Хелена напряженно вглядывалась в меня, задержав дыхание, словно пыталась отыскать на моем лице намек на то, что это шутка. Но я не шутила, и она медленно выдохнула.
— Господи, даже не знаю, что сказать. — Ее голос дрогнул, и она отвернулась к стене. — Это Иосиф предложил идею, подумал, что всем понравится. — Она покачала головой, все еще не веря в реальность происходящего. — Представляю, что с ним будет, когда он услышит, что вы мне рассказали.
— Класс! — воскликнула я, оглядывая помещение.
Оно больше походило на театр, чем на зал собраний коммуны.
— Зал вмещает две с половиной тысячи человек, — объяснила Хелена, которая вроде бы переключилась на новую тему, но все равно выглядела слегка растерянной, что было вполне понятно. — Если народу ожидается больше, мы приносим дополнительные стулья, но чтобы весь поселок собрался на какое-то мероприятие — такое случается очень редко. Мы используем этот зал для самых разных вещей. Проводим здесь выборы, устраиваем дискуссии с членами Совета, организуем выставки, обсуждения и так далее. Ну и в качестве театра — в тех редких случаях, когда ставим пьесы.
— А кто входит в Совет?
— По одному представителю от каждой нации. Только в нашем поселении свыше ста наций. У нас здесь десятки поселков, и в каждом из них собственный Совет.
— А что происходит на заседаниях Советов? — Услышанное казалось мне забавным.
— Да все то же, что и во всем мире: обсуждают разные вопросы и принимают решения.
— А какой здесь уровень преступности?
— Минимальный.
— Как это у вас получается? Что-то я не замечала на улицах ни патрулей, ни стражей порядка. Как вам удается держать всех в узде?
— Здешняя система правосудия разработана сотни лет назад и действует весьма успешно. У нас есть суд, исправительные учреждения и Совет безопасности, однако не всегда легко заставить представителей разных наций подчиняться одним и тем же правилам. В любом случае, Совет поощряет обсуждения и переговоры.
— То есть это такой орган для ведения переговоров? А какая-нибудь власть у этого Совета есть?
— Та власть, которой мы его наделили. Каждый новичок может прочесть об этом в информационном пакете, который ему выдают сразу по прибытии. — Хелена взяла брошюру со стойки на стене. — У вас тоже есть такая. Если не поленитесь заглянуть в свою папку. Там и рекомендации по участию в выборах.
Я пролистала брошюру и прочла вслух:
— «Выбирайте тех, кто умеет слушать и принимать решения от имени народа, стремясь к согласию и к всеобщему процветанию». — Я улыбнулась. — Что еще требуется от избранников? Например, две ноги — это хорошо, а четыре — плохо?
— Они должны обладать базовыми навыками руководства.
— Ладно, то есть вы хотите сказать, что эти брошюры о том, как правильно выбирать, приносят пользу? — ухмыльнулась я.
— Конечно, — серьезно ответила Хелена, направляясь к Джоане, сидевшей в дальнем конце зала. — Судя по тому, что Иосиф — один из членов Совета.
У меня отвисла челюсть, и я уставилась на нее:
— Иосиф?
— Похоже, вы удивлены.
— Нет… Да, удивлена. — Я помолчала, стараясь правильно сформулировать свою мысль и при этом не обидеть ее. — Он же плотник, — нашла я в конце концов объяснение.
— Члены Совета — обычные люди, которые в течение дня выполняют самую разную работу. Когда приходит время, их приглашают проголосовать за принимаемые решения, если дело того требует.
Мне не удавалось согнать с лица улыбку.
— Знаете, не могу избавиться от ощущения, будто вы здесь играете. Трудно принимать все это всерьез. — Я снова ухмыльнулась. — Ну, послушайте же. Я вот что думаю: все мы оказались в самом центре несуществующего места, а у вас тут действуют всякие Советы, суды и черт знает что еще.
