Когда Новиков-Прибой получил наконец весточку от жены, он сразу же принял решение ехать в Барнаул. Однако сделать это в те смутные времена было не так просто: для поездки требовались основания и соответствующие документы. На помощь Алексею Силычу приходит нарком просвещения А. В. Луначарский, через которого удалось связаться с Союзом сибирских кооперативных союзов и получить от этой организации следующее удостоверение:
«Московская контора Союза сибирских кооперативных союзов „Закупсбыт“ настоящим удостоверяет, что предъявитель сего писатель А. С. Новиков-Прибой с группой писателей и художников едет в Сибирь для художественно-культурной работы в пределах Сибири.
Ввиду этого покорнейше просим правительственные учреждения, должностных лиц и общественные организации оказывать ему в пути и на местах всяческое содействие в беспрепятственном осуществлении поставленных им задач».
В конце июня 1918 года Новиков-Прибой вместе с писателем П. Г. Низовым, художником Яковлевым и скульптором Надольским (именно Степан Романович Надольский станет впоследствии прототипом главного героя неоконченного новиковского романа «Два друга») прибыл в Барнаул.
Но ни о какой «художественно-культурной» работе не могло быть и речи, поскольку вскоре после их приезда город был занят белыми. В короткий период пребывания их у власти Новикову-Прибою пришлось служить у них писарем, о чём писатель позже сообщит в личной карточке члена Союза писателей. В графе «Служил ли в армиях и отрядах, боровшихся против Советской власти (в каких, когда, где и в качестве кого)» Новиков-Прибой отвечает: «В Барнауле был мобилизован Колчаком, служил около двух месяцев в Железнодорожном батальоне (1919 г.) в качестве писаря, а при наступлении Красной Армии на Барнаул весь этот батальон перешёл на сторону красных».
Разыскав в Барнауле жену с сыном, Новиков-Прибой поселяется с семьёй на Алтайской улице, в доме 8.
В Барнауле на Красноармейском проспекте (бывший Конюшенный переулок), 14, стоит памятник городского деревянного зодчества. Этот двухэтажный деревянный дом купеческой усадьбы был построен в начале XX века. Здесь в 1919–1920 годах бывал А. С. Новиков-Прибой для выполнения особого задания революционного комитета, когда город был занят белыми.
В 1919 году барнаульские литераторы и присоединившиеся к ним московские писатели всё-таки начали издавать журнал «литературы, науки и народного просвещения» — «Сибирский рассвет».
Круг авторов журнала был далеко не однородным, что являлось следствием сложившейся в это время на Алтае политической ситуации. Сотрудничество с журналом двух колчаковских офицеров — Ю. Ревердатто и А. Усова — спасало «Сибирский рассвет» от закрытия. А угроза этого была тем более велика, что на журнал оказывала определённое влияние группа большевиков-подпольщиков, один из которых — П. Васильев — выступал как автор под псевдонимом П. Овчинников (позднее он был расстрелян колчаковцами в Семипалатинске).
Единой и твёрдой политической линии в журнале не было, да в тех условиях не могло и быть. Публицистика отличалась крайней противоречивостью и разноголосицей, но в целом противостояла колчаковской прессе. С. Жидиловский в статье «Барабанная литература» (Сибирский рассвет. 1919. № 9) смело утверждал, что газеты и журналы наводняет «серое, бесталанное море всевозможных стихов и прозы», ничего общего не имеющих с гуманистическими традициями русской литературы: «…Какое-то сплошное помрачение рассудка, растление души, озверение».
Поэтический раздел «Сибирского рассвета», за немногими исключениями, был представлен камерной лирикой, лишённой каких бы то ни было гражданских мотивов. Во многих стихах ощущались душевный надлом, мертвящая апатия, паралич воли.
Однако, благодаря издаваемой прозе, журнал воспринимался читающей общественностью как прогрессивное издание. Именно проза стала основным вкладом журнала в борьбу «двух миров» в области культуры, которая не прекращалась на протяжении всей Гражданской войны. Многие произведения, опубликованные в «Сибирском рассвете», были написаны в лучших традициях русского критического реализма. Писатели журнала противопоставляли «барабанной литературе» верность принципам гуманизма, и в обстановке всеобщего «озверения» сама честность художников уже была подвигом.
Наиболее значительным прозаиком, печатавшимся в «Сибирском рассвете», был А. С. Новиков-Прибой. В первом же номере журнала появился его рассказ «Шалый». Написанный ещё в конце 1917 года, рассказ этот был целиком связан с воспоминаниями о прошлом.
В море попадают разные люди. И далеко не каждого оно может воспитать, отточив такие качества характера, как бесстрашие, благородство, чувство собственного достоинства. Но именно море быстро выявляет скудость души, тупость, трусость, жадность, приспособленчество, жестокость. И наделённые этими качествами персонажи вызывают жалость и презрение у читателей, желание противостоять подобным людям, не давать им побеждать даже в самых простых жизненных ситуациях.
Для матроса Шалого из одноимённого рассказа Новикова-Прибоя стремление отомстить обидевшему его боцману становится всепоглощающей страстью. Но море не прощает вражды и ненависти людей друг к другу, напротив, оно требует сплочённости и товарищества, ведь здесь в любой момент нужно быть готовым, как говорят на флоте, бороться за живучесть. Но Шалый именно во время шторма бросается на своего обидчика:
«Шалый, взвизгнув, с яростью зверя набросился на боцмана, схватил его поперёк, приподнял и бегом, точно с малым ребёнком, помчался почему-то к более отдалённому борту. Произошла отчаянная схватка: один, почувствовав весь ужас смерти, вырывался, колотился, словно в истерике, кусаясь, размахивая руками и ногами; другой, оскалив зубы, крепко держал его в объятиях, сдавливая как железными тисками, заглушая его предсмертный вопль злорадным сатанинским хохотом».
Это продолжалось несколько мгновений. Все, кто был на палубе, буквально оцепенели и только тогда опомнились, когда два сцепившихся тела рухнули за борт.
«На палубе поднялась суматоха, беготня, а там, за бортом в бушующих волнах, быстро отставая от корабля, то утопая, то выныривая, два человека, продолжая ещё некоторое время борьбу, скрылись навсегда в тёмных пучинах моря…»
В «Сибирском рассвете» был напечатан и рассказ «Две души», законченный в декабре 1918 года. Хотя события в рассказе относились ко времени Русско-японской войны, именно жестокая действительность Гражданской войны заставила писателя говорить о том, как под влиянием кризиса общественных отношений заглушается исконная доброта русского человека.
Место действия — японский лагерь, в котором содержатся три тысячи русских солдат.
Однообразное течение жизни нарушается страшным происшествием: толпа пленных зверски избивает солдата Куликова, которого обвинили в краже портсигара. Это делается по приговору «суда», который в срочном порядке создали сами пленные.
Картина самосуда — дикая, страшная, жестокая, непереносимая. Куликова отбивает у озверелой толпы японский переводчик. Вникнув в суть дела, он качает головой: «Эх, вы, русские, русские. Вот какая ваша славянская доброта!..»
