Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Потому что я с севера, что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ.
Потому что я с севера, что ли,
Что луна там огромней в сто раз,
Как бы ни был красив Шираз,
Он не лучше рязанских раздолий.
Потому что я с севера, что ли.
Я готов рассказать тебе поле,
Эти волосы взял я у ржи,
Если хочешь, на палец вяжи —
Я нисколько не чувствую боли.
Я готов рассказать тебе поле.
Про волнистую рожь при луне
По кудрям ты моим догадайся.
Дорогая, шути, улыбайся,
Не буди только память во мне
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Там, на севере, девушка тоже,
На тебя она страшно похожа,
Может, думает обо мне…
Шаганэ ты моя, Шаганэ.
Впрочем, по словам того же Льва Осиповича, в конце концов он больше увлекся сестрой Шагане…
Роман с мисс Оль закончился злобным шипением со стороны есенинских женщин и обидами на его «очередную женитьбу», а он и не собирался жениться. И вот теперь, точно в отместку, эти глупые бабы не шлют необходимых денег! Бунт на корабле!
Наконец, какие-то деньги наскребает Бениславская.
Есенин приехал в Москву лишь на время, разобрался с насущными делами в издательствах, вычитал гранки новой книги, попировал с друзьями, познакомился с Софьей Толстой и…
Глава 34. Софья Толстая – жена на час
– Едва ли не с начала моего знакомства с Есениным шли разговоры о том, что он женится на Софье Андреевне Толстой, внучке писателя Льва Толстого, – пишет Ю. Н. Либединский в воспоминаниях «Мои встречи с Есениным».
Сергей и сам заговаривал об этом, но по своей манере придавал этому разговору шуточный характер, вслух прикидывая: каково это будет, если он женится на внучке Льва Толстого! Но что-то очень серьезное чувствовалось за этими как будто бы шуточными речами.
Да и какие тут могли быть шутки! В облике этой девушки, в округлости ее лица и проницательно-умном взгляде небольших, очень толстовских глаз, в медлительных манерах сказывалась кровь Льва Николаевича. В ее немногословных речах чувствовался ум, образованность, а когда она взглядывала на Сергея, нежная забота светилась в ее серых глазах. Она, видно, чувствовала себя внучкой Софьи Андреевны Толстой. Нетрудно догадаться, что в ее столь явной любви к Сергею присутствовало благородное намерение стать помощницей, другом и опорой писателя.
– Милая Галя, я в Баку, – писал Есенин Бениславской 8 апреля 1925 года. – Знаю, что письмо к Вам придет через 6–7 дней. Не писал, потому что болен. Был курьез. Нас ограбили бандиты (при Вардине). Жаль и не жаль, но я спал и деньги некоторые (которые Вы мне дали), и пальто исчезли навсегда. Хорошо, что я хоть в брюках остался.
– Сергей дорогой, поберегите же Вы себя, – отвечает Галина 4 мая. – У Вас плеврит, кровь, а Вы лечитесь? И, вероятно, больным собираетесь в Персию.
С кем и как?
Узнайте сначала, не вредно ли Вам туда. Не делайте глупостей. Я тоже далеко от Вас, и мне Вас убедить еще труднее.
Но все же: если есть в этом мире что-нибудь дорогое Вам – ради этого поберегите, не мучайте себя.
Что у Вас? Мне Вы писали – жаба, а теперь я узнала – плеврит.
– …Когда я очутился без пальто, я очень и очень простудился, – продолжает Есенин. – Сейчас у меня вроде воспаления надкостницы. Боль ужасная. Вчера ходил к лучшему врачу здесь, но он, осмотрев меня, сказал, что легкие в порядке, но горло с жабой и нужно идти к другому врачу, этажом выше. Внимание ко мне здесь очень большое. Чагин меня встретил как брата. Живу у него. Отношение изумительное.
Только вот в чем дело: Серебровский купил бумагу и не выплатил денег редакции (по-видимому, за объявления Аз-нефти). Здесь денег нет. Будут потом. Поэтому, как получите это письмо, присылайте немедленно 200. Для Вас у меня уже есть стихи.
Главное в том, что я должен лететь в Тегеран. Аппараты хорошие. За паспорт нужно платить, за аэроплан тоже.
– На днях Флеровский едет в Персию (через 2–3 дня), подождите его, – отвечает Бениславская. – Сергунь, родной, если решите ехать – подождите, поедете вместе с ним, ведь он к Вам очень хорошо относится и с ним интереснее будет.
…Дорогая, я далеко от Вас, и убедить Вас мне трудней (пишу, а зубы болят до дьявола – нервы). Прошу Вас не относиться ко мне, как это было в Батуме
[158], а Катьку (пошлите к *** матери). Вырастет большая, поймет.
