Однако при всех успехах картины не продавались, денег на жизнь в семье не хватало. И Аллочка убедила мужа послужить в музее, она его сюда и устроила. Основным аргументом «за» была возможность ходить на службу не каждый день.
Сегодня Генка надеялся закончить оформление до четырех часов. В четыре Гришка Баскин отъезжал в Пржевальское на пленэр, и Генка должен был успеть с ним — у Гришки есть машина. Не трястись же потом с холстами и красками в автобусе.
Он успевал без проблем, работа была несложная, но очень мешали научные сотрудники.
— Гена, осторожнее, не заденьте кирасу, она может упасть.
— Гена, это очень ценный документ, аккуратнее с ним.
— А вот эту каску надо почистить — дайте я сделаю.
Без них он давно бы уже все оформил.
Возле оформляемой витрины крутились Татьяна Михайловна и Вика. Вику взяли месяц назад на Юрино место. Девушка она была симпатичная и старательная, хотя, как успел заметить наметанный глаз художника, очень себе на уме. Вика ему меньше Татьяны Михайловны мешала. На нее хоть посмотреть приятно. А больше всех мешал, конечно, Виктор Николаевич, зав. отделом и зам. директора по науке. Слава богу, два часа назад он отправился обедать; Генка надеялся, что он уже сегодня не придет. И чего Аллочка всегда так восхищается этим Ружевичем? Да и все они… Генка неприязненно покосился на Татьяну Михайловну. В рот ему смотрят, слова против сказать не смеют. Директора не так боятся, как Ружевича.
Генка отошел на два шага, полюбовался витриной. Неплохо смотрится… Что у нас там осталось?
— Татьяна Михайловна, давайте каску.
Она протянула кирасирскую каску с бронзовым, только что начищенным гребнем. Да, действительно, лучше засияла бронза… Генка подвинул стремянку: каска у нас будет вверху. А кавалерийский шкатулочный пистолет закрепим чуть ниже…
— Вика, пистолет давай!
Майский слез с лестницы. Документ, конечно, почти внизу, на уровне глаз положим. И — с легким наклоном, чтоб читать удобно было. Ну, по-латыни мало кто прочтет. Он смотрел вчера этот документ — по-латыни поп писал. Все ж уложим так, чтоб видели буковки… А вдруг и посмотрят!
— Вика, давай документ, где просьба попа губернатору Жомини об установлении караула возле собора!
Вика, обычно услужливая, что-то долго возилась. Генка нетерпеливо оглянулся.
— Гена, не нахожу…
— Вот тебе раз! Вчера сам видел.
— Так и я вчера видела, — оправдывалась Вика. — Возможно, Татьяна Михайловна спрятала куда-нибудь — документ очень ценный.
Вернувшаяся вскоре Татьяна Михайловна объяснила, что да, она прибрала. Вернее, они с Виктором Николаевичем.
— Вчера перед концом рабочего дня, когда вы уже ушли, Гена, мы с Виктором Николаевичем решили, что наиболее ценные документы лучше пока оставить у него в кабинете. Вместе с ним в стол к нему положили. Знаете, от греха подальше, там уж не потеряется. Так что просьба об охране собора там. Большое счастье, что этот документ до нас дошел, он о многом говорит. Известно, что наполеоновские солдаты грабили не только дома, но и церкви. И собор в том числе. Опасаясь за архиерейское имущество, Никифор Мурзакевич обратился к губернатору Жомини за помощью… Это ценный экспонат!
— Я понимаю, что ценный! — вздохнул Майский. — Мы его и положим хорошо, заметен будет. Давайте его сюда!
— Как же я вам его дам? — удивилась Татьяна Михайловна. — Я же сказала: он у Виктора Николаевича в кабинете. Вот вернется Виктор Николаевич с обеда, попросим его, и он нам выдаст.
— Как это «вернется Виктор Николаевич». — Генка с возмущением посмотрел на часы. — Когда он вернется, меня здесь уже не будет! Я в Пржевальское сегодня уезжаю, на выходные!
— Как это вы уезжаете? Вы никуда не можете уехать, пока выставку не подготовите!
— Как это не поеду?! Да я эту выставку уже давно подготовил бы, если б вы с Ружевичем документы не рассовывали по всему музею!
Они были похожи на двух сердитых петухов. И каждый кричал: «Как это?!» Они абсолютно не способны были друг друга понять, и каждый был убежден в собственной правоте. Наконец Генка заметил насмешливую искру во взгляде Вики, которая скромно стояла в стороне и слушала перепалку, вроде бы с сочувствием к обоим спорящим. Это его отрезвило.
— Хорошо, Татьяна Михайловна, не волнуйтесь. Я все сделаю в срок. Документ я сам возьму из кабинета, под мою личную ответственность. — С этими словами Майский решительно вышел в коридор и направился к кабинету Ружевича. Кабинеты в музее не запирались. Генка перед дверью лишь секунду помедлил и решительно толкнул дверь.
Татьяна Михайловна не сразу поняла его замысел. Перемена тона разговора застала ее врасплох. Поэтому она еще минуты три стояла без движения. Потом, осознав, заметалась и в конце концов кинулась вслед. Любознательная Вика пошла за ней.
Кабинет был чистый, тихий, просторный. Книги за стеклами шкафов. Несколько фотографий — Виктор Николаевич с известными деятелями культуры. На большом столе никаких бумаг не было, только компьютер. Генка выдвинул верхний ящик: скрепки, ручки, флешки, диски, бумага для записей… Нижнее отделение, с полками, оказалось заперто. Но у Генки как раз имелся опыт по открыванию несложных замков: ключ от почтового ящика у них с Аллочкой давно потерялся, и они научились открывать замок проволочкой. Это был постоянный предмет шуток среди друзей семьи Майских. Генка проволочку вместе с квартирными ключами носил. Он осторожно пошевелил проволочкой в замке — вот и все дела, дверца открылась. Ага, здесь папки с бумагами лежат. Генка присел, чтобы лучше видеть содержимое ящика, взял верхнюю пластиковую папку и сквозь прозрачный пластик сразу увидел: тот самый документ для выставки, сверху лежит! Всего и делов-то. Генка взял папку и, все еще сидя на корточках, начал осторожно, чтобы не задеть другие бумаги в папке, вынимать нужный документ.
И вот тут влетела в кабинет Татьяна Михайловна. Она кипела возмущением не без примеси страха: что скажет Виктор Николаевич! Это ж вообразить нельзя — в стол Виктора Николаевича залезть, в его бумагах рыться. Да кто б посмел? Взяли на работу эту богему без царя в голове! Страшно вообразить реакцию Ружевича! Она попыталась остановить художника, не позволить ему взять папку. Схватила его за левое плечо. Будучи в неудобной позе на корточках, да еще с папкой в руках, Генка покачнулся, въехал правым плечом в раскрытую дверку, ударился головой о край стола и, не удержав равновесия, схватился за нижнюю папку внутри полки. Папки — пластиковые и картонные — вывалились из стола, раскрылись, бумаги — рукописи, документы — посыпались из них.
Такого ужаса Татьяна Михайловна не могла представить даже в страшном сне! С дрожащими губами, с покрасневшим лицом она устремилась собирать бумаги. Растерянный Генка кинулся ей помогать: одной рукой собирал бумаги, другой потирал синяк на лбу. Начала помогать и Вика.
Ужас, ужас: не удастся, скорее всего, разложить документы в прежнем порядке! Татьяна Михайловна скользнула взглядом по номерам страниц, по названиям… Господи! Этого не может быть! Что это?! Собранные бумаги вывалились из внезапно ослабевших рук. Зрение тоже вдруг подвело. Она отказывалась верить своим глазам. На верхнем документе стоял архивный штамп: «Никифор Мурзакевич, письмо в Вязьму Наталье Соколовой от 11 ноября 1812 г.». Штамп был синий — письмо подлинное, не копия.
